Блок 20 после массового побега Фото: Mauthausen Memorial / Collections. В ночь с 1 на 2 февраля 1945 года температура воздуха в районе Маутхаузена опускалась до

Житель Канска Григорий Заболотняк стал одним из участников побега из концлагеря Маутхаузен.

03.02.45 – восстание узников 20-го блока концлагеря Маутхаузен

В ночь со 2 на 3 февраля 1945 года в бараке № 20 нацистского концлагеря Маутхаузен никто не спал: все 600 смертников ждали, когда уснут «капо» – служащие вспомогательной полиции концлагеря, которые спали в отдельной комнате рядом с бараком. Это единственный случай столь массового побега советских заключенных из гитлеровского концлагеря за всю историю Другой Мировой войны. Свыше 400 смертников из австрийского филиала Маутхаузена сумели вырваться из заточения в феврале 1945 года. С 1938 по 1945 год здесь, в концлагере Маутхаузен, только по официальным данным было уничтожено 122 766 человек, из них 32 180 советских граждан. В ночь со 2 на 3 февраля 1945 года 419 советских офицеров подняли восстание и вырвались из лагеря Маутхаузен. Это был крупнейший побег военнопленных во время Второй мировой войны. Это единственный случай столь массового побега советских заключенных из гитлеровского концлагеря за всю историю Другой Мировой войны. Свыше 400 смертников из австрийского филиала Маутхаузена сумели вырваться из заточения в феврале 1945 года. Словом, несмотря на страшный режим уничтожения, устроенный лагерной администрацией, "барак смерти" Маутхаузена являлся своего рода "академией побегов".

Вперед! За Родину! Побег Русских смертников из концлагеря Маутхаузен.

Он начал действовать в 1938 году в виде хозяйственного предприятия, как место заключения неисправимых уголовных преступников. Состоял из центрального лагеря и 49 филиалов, разбросанных по всей территории Австрии. Самым большим филиалом был Гузен, расположенный в пяти километрах от центрального лагеря. Он назывался «блоком смерти». Туда преимущественно направляли советских офицеров за побеги из лагерей военнопленных. Блок смерти использовался как тренировочный лагерь для подготовки элитных отрядов СС. Узников избивали, издевались над ними. В любое время мог ворваться отряд «учеников» и забить насмерть сколько угодно заключенных. После окончания Второй мировой войны на месте Маутхаузена был создан мемориальный музей. На территории лагеря воздвигнуто свыше 20 монументов, в том числе генерал-лейтенанту инженерных войск Дмитрию Карбышеву, посмертно удостоенному звания Героя Советского Союза.

Советский офицер был тяжело контужен и захвачен гитлеровцами в плен. Убедившись в его неподкупности и стойкости, фашисты подвергли его пыткам. Он умер от обливания холодной водой на морозе. На пьедестале памятника на русском и немецком языках сделана надпись: «Дмитрию Карбышеву, ученому, воину, коммунисту. Жизнь и смерть его были подвигом во имя Родины». Но вернемся к диалогу с австрийским гостем. Меня интересуют их судьбы. Удивляет стойкость и мужество этих людей. Побывав в застенках лагерей двух систем, они не озлобились, не потеряли интереса к жизни, некоторые создали семьи и прожили достойную жизнь.

Важно поднимать эту тему, так как выросло новое поколение, не знающее войны.

Тех, кто был не в силах этого сделать, убивали. Вкалывали яд или забивали дубинками. Посередине барака располагалась умывальня. Охрана превратила ее в место издевательств и пыток.

Узников часами поливали ледяной водой, усаживали в ледяную ванну и накрывали сверху крышкой. Утреннее умывание выглядело так. Каждый пленник должен был быстро подбежать к бетонному умывальнику, плеснуть себе в лицо холодной воды, утереться рукавом и отбежать. Не стал умываться — бьют. Слишком долго задержался у умывальника — бьют еще сильнее.

Громадным умывальникам советские военнопленные из блока 20 придумали дополнительное назначение. Умывальники помогли при осуществлении группового побега Фото: Алексей Алексеев, Коммерсантъ Напротив умывальни находилась комната капо блокового. На эту должность был назначен немец-уголовник. Он и его помощники могли спокойно убить любого из заключенных — и пользовались этим правом. В комнате блокового и только там была печка.

Еще в ней лежали стопки одеял и брикеты эрзац-мыла. Ни то ни другое никому не выдавалось. В негласной барачной иерархии посередине между капо с помощниками и обычными заключенными стояли так называемые штубендисты от исковерканного немецкого слова «stubendienst», что значит «служба помещений». Они выполняли различные работы: убирали помещения, выносили трупы, резали эрзац-хлеб. За это им полагалась дополнительная пайка.

Штубендисты также избивали остальных узников. Особенно зверствовал некий Михаил Иханов по прозвищу Мишка-татарин возможно, это был Иханов Шехап Иосифович 1909 года рождения, красноармеец мотострелкового полка, значащийся как убитый в списке советских военнопленных, находившихся в концлагере Маутхаузен. Смертников не выгоняли на принудительные работы, как других обитателей лагеря. Но заставляли каждое утро «делать зарядку»: бегать вокруг барака, ползать, ходить гусиным шагом. Из блока 20 никто не выходил живым.

Каждый день кого-то уводили, чтобы расстрелять, повесить или удушить газом. И каждый день обитатели барака умирали. Трупы по утрам складывали на тележку и отвозили в крематорий. Точное число казненных в соответствии с директивой «Пуля» и умерших в блоке 20 неизвестно. На смертников не заводили документы.

Подавляющее большинство содержавшихся в блоке смерти были советскими военнопленными: офицерами, комиссарами. Было много представителей летного состава. Но были исключения. Юноша Иван Сердюк по кличке Лисичка, угнанный в Германию на принудительные работы, был связным между основным лагерем и блоком 20. За перебрасыванием камешка с запиской через стену Лисичку застал комендант лагеря.

Он отправил его в блок смертников. Кроме советских в блоке было также несколько поляков, югославов, англичан. Подготовка почти безоружного восстания Многие из тех, кто оказался в блоке 20, уже имели опыт побега из других лагерей, некоторые бежали несколько раз. Терять этим людям было нечего. Все они смертники.

Шанс выжить только один — побег. Решили бежать всем бараком — все равно тех, кто не побежит, обязательно расстреляют. Те, кто не был в силах бежать, отдали свою одежду товарищам — бросать на колючую проволоку, обматывать ноги в лагерных колодках далеко не убежишь. В подготовке восстания и побега приняли участие: Герой Советского Союза подполковник Николай Власов, военный комиссар штурмовой авиадивизии полковник Александр Исупов, командир штурмовой авиационной дивизии полковник Кирилл Чубченков, командир эскадрильи капитан Геннадий Мордовцев. Первым делом нужно было узнать план лагеря, чтобы понять, как покинуть его территорию.

Записку с планом удалось получить от подпольного комитета, действовавшего во внешнем для смертников лагере. Ее приклеили к дну бачка с едой. Записка дошла до цели, но блоковой заметил подозрительное поведение забиравшего записку капитана Мордовцева и убил его: сбросил в канализационный колодец. После наблюдений за караульными выяснилось, что охрана на вышках сменяется каждые два часа. Поэтому начало восстания было намечено на час ночи.

В это время те эсэсовцы, что заступили на пост в полночь, уже должны были устать, замерзнуть и, возможно, задремать, а следующая смена — еще спать в караульном помещении. Руководители восстания разделили участников по группам. Каждой было поставлено свое боевое задание. Оружия у обитателей блока смерти практически не было. Согласно разработанному штабом восстания плану, первым делом нужно было чем-нибудь забросать сторожевые вышки, целясь и в охранников, и в прожектора.

Что было доступно заключенным? Камнями, вывороченными из мостовой двора, кусками угля и эрзац-мыла из комнаты блокового, деревянными колодками — арестантской обувью. Лучшими метательными снарядами были осколки цементных умывальников, которые нужно было разбить перед штурмом. После «артподготовки» в бой предполагалось бросить главные силы, применив самое мощное оружие. В бараке были два огнетушителя орднунг и в лагере орднунг.

Огнетушителями должны были вооружиться наименее истощенные арестанты — по три человека на один огнетушитель. Они должны были подобраться к вышке и выстрелить пеной в лицо пулеметчику, чтобы ослепить его. Другая группа восставших должна была забраться на вышку и овладеть пулеметами. Если удастся захватить пулеметы и открыть огонь по эсэсовцам — откроется путь к побегу. Следующим препятствием была стена с колючей проволокой под током.

Но за несколько дней до этого кто-то из узников решил выменять свою жизнь на чужие. Когда в блок заносили еду, он выбежал с криком: «Спасите, я хочу жить! Я кое-что знаю! Их пытали, а затем убили. По лагерю ходили слухи, что сожгли в крематории живьем.

Со второй попытки Булыжник лагерной мостовой — орудие заключенного Фото: Алексей Алексеев, Коммерсантъ Руководители восстания были мертвы, но восстание и побег были просто отложены. Во главе операции встали другие люди. Их имена, увы, остались неизвестными, кроме одного — майор Леонов. Тем, кто готовил побег, удалось переманить на свою сторону «средний класс» узников — штубендистов. Блокового зарезал самодельным ножом Мишка-татарин.

Его помощников задушили. Дальше все пошло по плану. В ночь с 1 на 2 февраля началось восстание. Выпрыгивая из окон барака, узники забросали подручными материалами пулеметные вышки. Огнетушителем удалось ослепить одного пулеметчика.

Сдвоенный пулемет был захвачен, из него открыли огонь по эсэсовцам. Наброшенные на проволоку под током мокрые одеяла и одежда вызвали короткое замыкание.

Почему я не задала тогда вопрос о дате встречи так ясно, как теперь, чтобы получить четкий ответ. Думаю, было сказано что-то такое несомненное, что не вынуждало его задавать. Почему я 20 лет ждала, что писатель расскажет об этой встрече? Весь облик Чернышева — могучего русака, хорошо сложенного и крепко сшитого, способного физически выдержать многое; со светло-голубыми глазами, которые при грусти казались чуть присыпанными теплом, — в моем сознании всегда совпадал с обликом Андрея Соколова из рассказа, к которому я обращалась каждую весну. А главное совпадение — в целом в характере, в типе. Совпадают главные факты — побеги, ужесточение после них последующих лагерей, вплоть до Маутхаузена, с его страшной лестницей в 186 ступеней. В частностях совпадений нет или мало.

Соколов старше, у него другая довоенная и послевоенная биография. Он приходит к своим иным путем. У Шолохова — никакого подпольного международного Сопротивления, никакой опоры на советский патриотизм, коллективизм, у Чернышева, и в этом он был убежден до конца совершенно искренне, на них как на главных опорах покоилась стойкость советских военнопленных. Никакого упоминания о Сталине, но советская власть и коммунисты как главные организаторы сопротивления фашизму — это у него неоспоримо. И фашисты в первую очередь через доносы выявляли и уничтожали политруков — об этом пишет и Шолохов. Вся опора у Соколова на общечеловеческие ценности: дом, жена, дети, работа — и на память о них. Как будто намеренно, в пику чему-то убрал Шолохов все, что шло от советского, коллективного, идеологического. Вручил бразды колхозного правления гуманистам Разметнову и Майданникову тоже говорящие фамилии и закончил тему коммунистического строительства навсегда. За три года до смерти Михаил Чернышев звонил из Саранска.

И тогда я напрямик спросила его, не пора ли рассказать правду о встрече с Шолоховым. Сказал, что чтит Шолохова. По телефону не с руки было спрашивать, как помог, а хотелось. Собирались встретиться и поговорить. Не успела. Он умер, можно сказать, на ходу от сердечного приступа. Этой весной кое-что прояснил найденный Лидией Игнатьевной дневник мужа. Вот страницы из него, они относятся к декабрю 1958 г. Что он мне ответит?

Во всяком случае, его ответ будет приговором. Если он посоветует бросить марать бумагу, то брошу и буду писать для себя, потому что не писать я больше не могу. Это моя потребность. Я нахожусь в каком-то оцепенении. В ожидании приговора своей повести. Безусловно, Михаил Шолохов будет там. Значит, ответа надо ждать после Нового года. Шолохов поступил со мной, как поступает человек с ненужной в его комнате вещью, то есть выставляет ее, чтобы она не мозолила глаза и не мешала. Видите ли, у него нет времени ознакомиться с повестью, и он советует отослать ее в какой-либо ежемесячник, по моему собственному усмотрению.

Он положил меня на обе лопатки, но признал, что я достаточно знаю материал и владею достаточно словом, чтобы описать все виденное мною в фашистских застенках. Прошло 4 месяца, и никак не пойму, будет она напечатана или нет. Написано хорошо, зримо и, безусловно, представляет интерес. Но вопрос официально о ней не решен. Недели через полторы звонил. Сообщили, что у Раисы Михайловны заболел сын, она с ним находится в больнице. Позвонил Смелявскому. Ну что я вам могу сказать о ней. Я пожаловался ему — издательство затянуло ответ.

Вещь ваша неплановая, значит, о затяжке и речи нет. Вот такие дела. С 11 ноября 1959 г. Ушеренко наговорила целый короб утешительных слов… Вчера позвонил Ушеренко и что же? Услышал какой-то невнятный лепет. Она сообщала, что уходит в отпуск и не знает, как поступить с моей рукописью. А потом вот что еще. Трудно, очень трудно пробивать дорогу в литературе. Ведь я же не требую напечатания, но помощи, рецензии, которая позволила бы мне увидеть слабые места, вместо этого приходится получать удар равнодушия, а этот удар хлеще, чем удар дубинкой.

Выше голову, Мишка! Надо быть сильным… 25 мая 1962. Они уже улежались, и я могу смотреть на них глазами читателя. Есть в них места слабые, написанные газетным языком. Литература — не газета, следовательно, не терпит сухости и бедности языка. Она требует упорного труда над каждым словом, требует мастерства. Надо много работать, выжимать из них воду. В нем — записи о встречах с журналистами и писателями; о повестях других записей Лидия Игнатьевна не нашла. В эти дни она списалась с Вадимом Бойко.

Он жив, едва ли не последний из выживших узников, бывших вместе с Михаилом, бежавшим с ним. Он с радостью сел писать предисловие к долгожданной Мишиной публикации. Оставим суду истории связь образа Андрея Соколова с реальным героем — Михаилом Чернышевым. Или он в самом деле не читал его повесть? Тогда просто жаль. Лидия Яковлева Слово о боевом побратиме Верно говорят, что каждый человек по-своему неповторим. И все же судьба Михаила Ивановича Чернышева является одной из самых необычных среди известных мне человеческих судеб. Для молодого пограничника Михаила Чернышева 22 июня 1941 года началось с громкого залпа вражеской артиллерии по погранзаставе, где он служил и как раз готовился заступить на пост. Разрывы снарядов разметали пограничников вместе с обломками строений.

Раненый и контуженный Михаил очнулся в небольшой колонне… военнопленных. Еще полчаса назад они были советскими пограничниками, а теперь, окруженные вражескими автоматчиками, куда-то брели, спотыкаясь, с глухими стонами и проклятиями. Многие из них были ранены, окровавлены, они шли с разорванными гимнастерками, без головных уборов, без ремней и сапог, а некоторые — в одном нательном белье. Брезжил рассвет — кровавый, кошмарный и настолько неправдоподобный, что в реальность происходящего трудно было поверить. И только жуткая боль во всем теле да выстрелы конвоиров заставляли поверить в случившееся. Конвоировала их какая-то особая эсэсовская команда. Архангелы смерти расстреливали каждого, кто не мог больше двигаться. Очевидно, для таких целей гитлеровским командованием были созданы специальные подразделения эсэсовских головорезов, ибо трудно даже представить такую звериную жестокость по отношению к искалеченным и обезоруженным людям, которые уже никак не могли сопротивляться. Это был фашизм в действии.

Чернышева подхватили под мышки двое товарищей, которых он даже узнать не смог — так мутилось в голове. Перед глазами возникали и плыли оранжевые круги, и он вроде плыл вместе с ними. Ему трудно было понять, что происходит и почему его ноги словно налились свинцом и стали непослушными. И вообще, что за дурацкий сон ему приснился. Так началось знакомство с матерыми убийцами в эсэсовских мундирах. Жиденький лесочек вскоре закончился, и поредевшая колонна приковыляла к тянувшемуся с запада на восток шоссе, по которому сплошным потоком двигались закованные в броню гитлеровские моторизованные войска. По другую сторону шоссе раскинулась небольшая лужайка, которую, как потом выяснилось, немецкое командование решило использовать для концентрации военнопленных, захваченных в этом районе боевых действий. Отсюда их направляли в Германию для использования на принудительных работах. Но чтобы попасть на эту лужайку, нужно было дождаться, когда в сплошном потоке появится хотя бы минутный разрыв, когда будет можно проскочить на другую сторону шоссе.

Этого момента эсэсовцам пришлось ждать часа два. Это их нисколько не огорчило, поскольку для них это была своеобразная передышка. Оказавшись рядом с такой внушительной военной мощью, грохочущей стальными гусеницами, они заметно повеселели — заиграли на губных гармошках, задымили сигаретками и стали что-то попивать из своих фляг. Но главное — они отошли от пленников на такое расстояние, что у пленных появилась возможность общаться друг с другом. Но какое общение между теми, кто удрученно глядел на проходящие победным маршем вражеские войска, ощущая, как горячая волна отчаяния и безнадежности заливает сознание? И все же… К этому часу Чернышев окончательно пришел в себя, осознал трагизм положения. В его душе клокотали гнев и ненависть к врагу. Вдруг какой-то совсем молоденький паренек с измученным, окровавленным лицом, удрученно глядевшим на шоссе, с горечью сказал: — Какая силища! Считай — война окончена… Его резко оборвал Чернышев: — Ошибаешься, война только начинается, и победы им не видать!

На этом разговор окончился. Когда появился небольшой промежуток между колоннами движущихся войск, эсэсовцы погнали пленных в сторону лужайки, где уже находилось более сотни красноармейцев. И как раз посреди шоссе споткнулся и упал тот молоденький паренек. Его тут же пристрелили, а спустя полчаса его тело перемолола следующая танковая колонна. Для него действительно война закончилась трагически. Но миллионы других продолжали борьбу. Для Чернышева нечеловеческие испытания продолжались В кратком очерке невозможно рассказать обо всем. Скажу только, что во всех лагерях для военнопленных гестаповские ищейки не дремали, отлавливая и отсеивая тех, кто проводил среди соотечественников патриотические беседы, занимался организацией скрытого саботажа, совершал диверсии на производстве или организовывал побеги из лагерей. Таких отправляли в гестапо, а оттуда, если выдержал пытки и избежал казни, — в концлагеря.

Его не казнили и в 1943 году, изувеченного на допросах, отправили в концлагерь Маутхаузен, находившийся в Верхней Австрии. В этом лагере уже существовала довольно крепкая подпольная организация, имевшая тайные подразделения различного назначения, в том числе и медицинские. Чернышева поставили на ноги, и, естественно, он включился в работу этой организации, проявив при этом незаурядные способности многоопытного подпольщика, прошедшего через лагеря военнопленных и гестаповские тюрьмы. Тем временем руководство маутхаузенского подполья держало постоянную связь с подпольными организациями нескольких филиалов Маутхаузена, подготавливая общее восстание узников. Для укрепления дочерних организаций центр послал несколько наиболее надежных подпольщиков. Он прибыл с конкретным заданием, зная тайные пароли и клички руководителей линцского подполья, где и включился в работу. Нечто подобное суждено было пройти и мне. Я был членом подпольной организации в лагере смерти Аушвиц Освенцим. Двадцатого января 1945 года, когда уже были слышны залпы катюш, из Освенцима ушел последний этап с узниками.

Через пять суток он прибыл в Маутхаузен. Большинство умерло в пути, остальные стали дистрофиками, ведь за пять суток нам ни разу не дали поесть. Узники Маутхаузена встретили нас, ветеранов печально знаменитого Освенцима, как легендарных героев, и сделали все, чтобы облегчить наши страдания. Подпольная организация обеспечила помощь. А сколько было волнующих встреч в девятнадцатом блоке, где блоковым был, кстати, Франц Далем — друг и соратник Эрнста Тельмана! Меня и легендарного Георгия Тшембицкого, — полиглота и певца, нашли побратимы по подпольной работе в Освенциме Юзеф Циранкевич будущий премьер-министр Польши и Хейнц Дюрмайер будущий академик Австрийской академии наук. Они были вывезены из Освенцима раньше нас и уже месяца два работали в подпольной организации Маутхаузена. Благодаря их опеке и братской помощи мы с Жорой быстро пошли на поправку, и нас решили отправить в Линц-3, на помощь линцскому подполью. И вот последний инструктаж: инструкции, пароли, клички, напутствия и последние объятия.

В девять часов утра колонна грузовиков с узниками под сильным эсэсовским конвоем двинулась в путь. Это произошло 27 февраля 1945 года. В этот день мне исполнилось 19 лет… В Линце-3 судьба и свела нас с Михаилом Чернышевым, и я благодарен ей за то, что на заключительном этапе нашей кошмарной лагерной эпопеи она позволила встретить этого замечательного человека — мужественного, благородного, доброго, справедливого и необычайно скромного, как все истинные герои. Мы вместе прошли немыслимые испытания, пережили и боль тяжких потерь, и несказанную радость побед. Мы дорожили нашей дружбой и никогда ничем ее не осквернили. Мы любили друг друга большой любовью, как любили и всех тех, кто вместе с нами дошел до великой Победы, но отдал за нее свою жизнь. Годы бегут. Время не щадит героев. Михаила Ивановича Чернышева уже нет, но его образ оживает в памяти так ярко, будто он живой и стоит рядом.

Воспоминания о далеком прошлом терзают душу и в то же время наполняют сердце гордостью: мы боролись с ненавистным фашизмом и мы победили! Назло всем смертям! Великой Победе уже шестьдесят лет. В ее фундамент узники фашизма положили и свой пусть небольшой, но весомый камушек. Анализируя его деятельность в условиях концлагерного подполья, подготовку к восстанию узников, героический марш-бросок к советским войскам, бои с эсэсовскими подразделениями фельдмаршала Шернера в конце войны, я неизменно прихожу к выводу, что во всем этом прослеживаются истоки той несокрушимой жизненной силы, которая привела этого совсем еще молодого тогда русского человека к победе над самой смертью. Теперь его уже нет с нами. Но для меня он не умер, он просто шагнул в бессмертие. Вадим Бойко Он в плен попал не на коленях, Он сдался не по доброй воле, А потому, что отступленье Таких, как он, бросало в поле. Константин Симонов У меня под окном растут три дерева.

Я принес их из питомника совсем маленькими, ровно через год после окончания Великой Отечественной войны. Они теперь выросли и похорошели. Яблоня разбросала свои цветущие ветви и почти сплелась с кленом, а между ними, словно в укрытии, стоит кудрявый дубок. Иногда они стучатся своими ветвями ко мне в окно, словно вызывают меня на свидание, и когда я раскрываю створки, то в комнату вместе со свежестью набегающего ветерка врывается шелест листьев. Я часами просиживаю у окна, смотрю на них, мечтаю и думаю. О чем? Мало ли о чем может думать и мечтать человек, у которого за плечами сорок лет прожитой жизни. Я не оправдываюсь и не перечу, но до бесконечности убежден: деревья будут расти, они переживут мой век, а дубок когда-нибудь превратится в могучий дуб и будет шуметь своей листвою под мирным голубым небом моей Родины, купаясь в золоте лучей никогда не потухающего солнца. А на товарищей своих я не сержусь, нет!

Ведь для них это просто деревья. Они не знают, что испытываю я, когда в разгар весны яблоня от порыва ветра вдруг белой веткой постучит в окно и потянет за собой ветки клена. Они не знают, что думаю я, когда смотрю на молодой дубок, купающийся в росе раннего утра. Откуда им знать, что эти деревья — живой памятник моим друзьям, погибшим от бешеного урагана войны. Служба пограничника сама по себе связана с опасностью, но тогда, в июне 1941-го было особенно тревожно: по ту сторону реки происходила заметная концентрация фашистских войск. Ранним утром 22 июня с того берега на нас двинулась фашистская лавина. Мы бились насмерть, и очень скоро пограничная река окрасилась кровью эсэсовцев, но они все шли и шли. В небе с ревом проносились вражеские самолеты, рассеивая пулевой дождь… Плечо обожгло огнем, и сразу наступила ночь, удивительно спокойная, тихая. В ночном небе дрожали редкие звезды, они будто испугались войны и никак не могли победить в себе дрожь.

У меня болело плечо, гимнастерка прилипла к телу, в ноздрях запах крови, и чем-то тяжелым налилась голова. Рядом со мной лежал мой товарищ. Где наши? Превозмогая боль, я встал и, пошатываясь, пошел на восток. Где-то, совсем близко, слышался гул моторов. Я шел лесом, подальше от большака, по которому двигались полчища гитлеровцев. В конце концов силы мои иссякли. Свершилось то, чего я так боялся: меня взяли в плен. Лагерная охрана была полчищем садистов.

Нацисты превратили убийство в развлекательную игру. Для них мы не люди, а скот, с которым можно было делать что угодно. Впрочем, скот хотя бы кормят, нам же бросали от случая к случаю бумажные кули с сухарями. Голодные люди бросались на сухари, а господа эсэсовцы хохотали до упаду. Иногда устраивали что-нибудь поинтереснее. Игра начиналась обычно так. Эсэсовец вынимал из сумки бутерброд и начинал им дразнить голодных. Кучка голодных бросалась на добычу, в это время раздавался выстрел, и один из пленных обязательно оставался убитым, а другие бежали в глубь лагеря. Эсэсовец хохотал.

И все-таки двинский лагерь — только первый этап плена, одна тысячная часть того, что предстоит вынести и испытать нам. Здесь вся методика издевательства сводилась к истощению голодом. Мы с тоской и отчаянием смотрели по ту сторону проволоки, где простирался потерянный нами мир, с завистью провожали караваны туч, свободно уплывающих туда, на восток, к нашим станицам, городам и селам, где остались матери, жены, отцы и дети. Проходили дни, недели. Мы, опутанные колючей проволокой, теряли внешний вид. Жадные до сенсации кинооператоры и фоторепортеры назойливым роем кружились в лагере. Не знаю, засняли они или нет расстрел наших пограничников. Их расстреливали внизу, недалеко от конюшни, возле перелеска. Они вырыли для себя большую глубокую яму.

Из ближайшего околышка леса, вытягивая носки, победным маршем вышел взвод солдат. Не доходя метров двадцать пять до пограничников, взвод остановился, солдаты хорошо отработанным приемом сняли с плеча винтовки. Пограничникам надели на глаза белые повязки. Тучный офицер, командующий взводом, поднял кверху пистолет. Клацнули затворы винтовок. У пограничников подкосились ноги. Они не упали, а скорее рухнули, а уж потом неуклюже сползли в яму. На поверхности оставался один. Взвод убийц артистически вскинул винтовки на плечо и удалился в то направление, откуда он пришел.

Офицер-толстяк, командовавший расстрелом, не торопясь, вразвалку, направился к яме. Лежавший на поверхности пограничник зашевелился, потом поднял голову и с большим трудом поднялся на ноги. Он повернулся окровавленным лицом к офицеру, со сжатыми кулаками, нетвердо переставляя ноги, направился на врага. Офицер попятился и три раза выстрелил. Пограничник пошатнулся назад, потом сделал два шага к офицеру и упал на землю. Послышались частые пистолетные выстрелы. Убийца стрелял до тех пор, пока обойма пистолета не освободилась от патронов. Затем он не спеша перезарядил пистолет, подошел к яме и разрядил новую обойму в тех, кто лежал на ее дне. На месте расстрела вырос большой песчаный холм с деревянным крестом.

А через три дня нас стали этапировать в глубь Германии. Мы проходили около холма, мысленно прощались с земляками, нашедшими вечное пристанище на латвийской земле. Второй лагерь под Кенигсбергом ничем не отличался от Двинска разве только тем, что в Двинске были конюшни, а здесь просто голое поле без единого помещения. Надвигалась осень, беспрерывно моросил дождь, а нас раздели и разули. Мы в одних рубашках и босиком целыми днями мокли под дождем, лишенные возможности даже прилечь на землю. Лечь голому на сырую землю — равносильно покончить жизнь самоубийством. Но человек не может обойтись без сна, и мы спали… Несколько тысяч человек, стоя, сжимались в одно целое и грели друг друга своими телами. Сжатый со всех сторон, человек мог спать на весу, не касаясь холодной земли ногами. В таком методе согревания существовал один недостаток.

Человек легко мог быть раздавлен, особенно в тот момент, когда толпа почему-либо разжималась, а потом снова сжималась. Упавший под ноги больше не мог подняться. Вопль о спасении уже не мог спасти от смерти. Попробуй-ка разожми тысячную толпу прилипших друг к другу людей, да еще к тому же до костей промокших, жмущихся друг к другу.

Работу распределили так: одни должны были ломами и кирками отламывать куски камня, другие доставлять его к строящемуся в полукилометре блоку. Образовав замкнутое кольцо, узники непрерывной лентой тянулись от карьера к блоку и обратно. Изнурённые, голодные люди напрягали все свои силы, чтобы донести носилки с тяжёлым грузом. Стоило только кому-либо споткнуться, как сразу же следовал выстрел в спину. Старший охраны даже не стрелял.

Он брал лом и кирку и разбивал голову ослабевшему узнику. В первый день из карьера мы принесли 12 трупов. Складывали их возле огромного подвала мертвецкой. Оттуда они поступали в крематорий». Каменоломня Маутхаузена. Тех, кто не мог идти, расстреливали эсэсовцы. Часто заключённые сами шли к месту казни, когда выбивались из сил. Отойти от лестницы к источнику воды запрещалось, это расценивалось как попытка побега с понятными последствиями. Состав лагеря был интернациональным, здесь содержались люди трёх десятков национальностей: русские, поляки, украинцы, цыгане, немцы, чехи, евреи, венгры, англичане, французы… Несмотря на языковой барьер и попытки немцев сеять между ними вражду, они помогали друг другу и особенно штрафникам: оставляли для них воду вдоль «лестницы смерти» в консервных банках, а те, кто работал в каменоломне, выдалбливали кирками полости в камнях, чтобы их легче было тащить.

Со временем Маутхаузен, в котором в 1939 г. Нацисты привлекли их и к работе на военных предприятиях, для чего открыли десятки филиалов концлагеря. Когда в Маутхаузене оказалось уже довольно много военнопленных в 1942 г. Там заключённые собирали еду и одежду для больных, помогали друг другу, делились информацией. Пленным западных стран гитлеровцы позволяли иногда получать через Красный Крест посылки с едой из дома, советских граждан и евреев Германия этой возможности лишила. Их спасала помощь товарищей. Wikimedia Commons Рисунок заключённого. Истощённые, без оружия, в окружении беспощадных эсэсовцев и заборов с колючей проволокой, узники едва могли рассчитывать на успех. Даже если бы им удалось выбраться из лагеря, надеяться на помощь местного населения не приходилось.

Поэтому и в Маутхаузене, несмотря на ежедневный жестокий террор, годами не было массовых бунтов а эсэсовцы здесь зверствовали не меньше, чем в Аушвице; к примеру, в 1943 г.

Кровавая история человечества: «Охота на зайцев»

Лагерь с самого начала создавался как германский государственный объект, основан он был частной компанией в виде хозяйственного предприятия. Компания, выкупив каменоломни у городских властей Вены , начала строительство лагеря Маутхаузен. Гранит , который добывался в каменоломнях, ранее использовался только для мощения улиц Вены и других австрийских городов. Однако архитектурная концепция перестройки многих городов Германии требовала значительных количеств гранита. С осени 1938 года DEST также приступила к добыче гранита в карьерах Гузена, открыв там сеть концлагерей — филиалов Маутхаузена. Средства для строительства лагеря собирались из различных источников, среди которых были коммерческие кредиты от Дрезднер-Банка и пражского Эскомпте-Банка [en] , так называемый Фонд Рейнхардта [en] который представлял средства, конфискованные у жертв концентрационных лагерей , а также германского Красного Креста.

Глава компании DEST и нескольких других компаний Освальд Поль, как крупный чиновник СС, руководил и был распорядителем финансов в различных нацистских организациях, кроме того, был директором германского Красного Креста. В 1938 году он перевёл 8 миллионов рейхсмарок из суммы членских взносов Красного Креста на один из счетов СС, которые затем были пожертвованы в DEST в 1939. К концу Второй мировой войны система концлагерей Маутхаузена- Гузен состояла из центрального лагеря и 49 филиалов, разбросанных по всей Верхней Австрии. Этот барак назывался «блоком смерти».

А мы ударим по ним струей из огнетушителей - их в бараке целых два! Штаб поделил барак на шесть групп, в каждую назначил старшего. Осталось договориться со всеми. Ведь ясно: если убежит часть узников, остальных тут же расстреляют. Несколько югославов и поляков, попавших в "русский" барак, согласились сразу. Человек 70, которые уже не могли ходить, со слезами поддержали товарищей. В день побега они отдадут свою одежду, оставшись голыми: только выберитесь отсюда, только расскажите о нас! Все было готово. Назначена дата - 29 января, час ночи. И вдруг... За несколько дней один из узников, когда эсэсовцы вносили баланду, вырвался наружу с криком: - Я хочу жить! Я что-то знаю! Ночью 26 января эсэсовцы вывели из барака 25 человек. Власова, Исупова, Чубченкова и всех других руководителей восстания. Неизвестно, пытали ли их. Но больше никого из барака не забрали. Их всех сожгли в крематории заживо. Восстание не отменили. Его перенесли. В ночь со 2 на 3 февраля заключенные обнялись на прощанье. Дали клятву: рассказать о тех, кто не вернется домой, обменялись адресами. И поднялись в атаку. Их было 419 человек. В ночь со 2 на 3 февраля 1945 года заключенных концлагеря Маутхаузен подняла с нар пулемётная стрельба. Доносившиеся снаружи крики "Ура! В назначенную ночь около полуночи "смертники" начали доставать из тайников своё "оружие"— булыжники, куски угля и обломки разбитого умывальника. Главным "оружием" были два огнетушителя. Были сформированы 4 штурмовые группы: три должны были атаковать пулемётные вышки, одна в случае необходимости — отбить внешнюю атаку со стороны лагеря. Около часа ночи с криками "Ура! Пулемёты открыли огонь. В лица пулемётчиков ударили пенные струи огнетушителей, полетел град камней. Летели даже куски эрзац-мыла и деревянные колодки с ног. Один пулемёт захлебнулся, и на вышку тотчас же начали карабкаться члены штурмовой группы. Завладев пулемётом, они открыли огонь по соседним вышкам. Узники с помощью деревянных досок закоротили проволоку, побросали на неё одеяла и начали перебираться через стену. Из почти 500 человек более 400 сумели прорваться через внешнее ограждение и оказались за пределами лагеря. Как было условлено, беглецы разбились на несколько групп и бросились в разные стороны, чтобы затруднить поимку. Самая большая группа бежала к лесу. Когда её стали настигать эсэсовцы, несколько десятков человек отделились и бросились навстречу преследователям, чтобы принять свой последний бой и задержать врагов хоть на несколько минут.

Последняя возможность К январю 1945 года в «Блоке смерти» находились в основном советские офицеры, по большей части летчики. Организаторами побега стали Герой Советского Союза подполковник Николай Власов, командир штурмовой авиационной дивизии полковник Александр Исупов и командир авиационной дивизии Кирилл Чубченков, а также командир эскадрильи капитан Геннадий Мордовцев. Никто из них, к сожалению, не выжил. Сначала предполагалось сделать под бараком и северной сторожевой вышкой подкоп. Но вскоре эта затея была отброшена из-за недостатка сил, времени и средств. Было решено идти на фронтальное наступление, используя как оружие выдранные из пола барака доски, камни, уголь и два огнетушителя. Восстание узники запланировали на ночь с 28 на 29 января. Однако за день до этого их кто-то предал. В барак ворвались эсэсовцы и увели 25 наиболее здоровых человек. Власов, Урусов и Чубченков оказались среди них. После жесточайших пыток нацистам так ничего и не удалось из них вытянуть. Офицеры были расстреляны, а по другой информации — заживо сожжены в крематории. Эсэсовцы истребили часть организаторов, но не смогли уничтожить их идею. Восстание было перенесено на 2 февраля, 0. Побег Ночь с 1 на 2 февраля была холодной. Мороз достигал восьми градусов. За пределами лагеря лег довольно глубокий снег. Узники начали действовать: сначала были задушены старосты барака и старшие по штубам, затем кто-то из офицеров произнес перед узниками небольшую речь. После этого заключенные стали организованно выбираться из барака через обе двери во внутренний двор. Они делали вид, что выходят на ночное построение. Обманув охрану, смогли насколько возможно близко подойти к вышкам и начать атаку. По три человека с огнетушителем в руках направили струи пены в эсэсовцев на вышках.

Двери открывались, человека вталкивали туда, а там, внутри, его хватали два эсэсовца, уже поджидавшие свою жертву, и начиналось очередное, еще более жестокое, избиение. Так, пройдя через это «чистилище», человек попадал уже в самый ад — в длинный барак, стоявший в центре узкого двора, огороженного стеной. Этот барак был разделен на три части: две комнаты по-немецки «штубе» , где ночевали узники, и одно отделение посередине, где находились служебные помещения. Одна из «штубе» предназначалась для больных — здесь помещались те, кому оставалось жить считанные дни, люди, которые уже не могли ходить, а только ползали. Но и их заставляли в дневное время покидать барак и выползать во двор при любой погоде. Второе, большее по размерам помещение, примерно десять на двенадцать метров, служило жильем всей остальной массе узников. Тут содержалось пятьсот — шестьсот человек. Помещение выглядело пустым, как сарай, — никакой обстановки не полагалось. Не было ни кроватей, ни нар, ни даже соломы на цементном полу. Никаких постельных принадлежностей, даже одеял, узникам не давали, хотя помещение зимой не отапливалось. Люди спали прямо на полу, вернее будет сказать, что они спали друг на друге, потому что лишь небольшая часть узников могла разместиться на этой площади пола, а остальным оставалось ложиться на товарищей или же спать стоя. В душные летние ночи эсэсовцы плотно запирали окна барака, и в сравнительно небольшом помещении, где была скучена такая масса народу, воздух постепенно становился невыносимо тяжелым и спертым, людям не хватало кислорода для дыхания, и многие, не выдержав, к утру задыхались. Зимой же по вечерам, перед тем как загнать узников в барак, помещение поливали из шлангов так, что на полу к ночи всегда стояла на несколько сантиметров вода. Людям приходилось ложиться спать прямо в воду, а среди ночи являлись эсэсовские охранники и распахивали все окна настежь до утра, устраивая издевательское «проветривание». И каждое утро на обледеневшем полу оставались трупы окоченевших людей. В среднем, служебном помещении барака находилась так называемая умывальня. Здесь были бетонные умывальники, души с холодной водой и ванна с крышкой. В стены умывальни, наверху, были вбиты массивные железные крючья. Фактически эта комната тоже служила местом пыток. Здесь узников на невыносимо долгие часы ставили под ледяной душ или заставляли человека садиться в ванну, доверху наполненную ледяной водой, и топили его там, закрывая сверху крышкой. Людей вешали на железных крючьях или просто забавлялись, надевая смертнику на горло петлю и подтягивая его кверху, пока он не потеряет сознания. Эти крючья как бы приглашали узников повеситься. Специально для этого им оставляли поясные ремни, и многие из пленных, не выдерживая ежедневных издевательств и мучений, предпочитали ускорить свой конец и вешались там в умывальне. Через коридор от умывальни, наискосок, находилась небольшая комната, где жил старший по блоку — блоковой. Это был здоровенный немец с могучими руками и с тупым лицом животного — уголовник, которого за неоднократные убийства осудили на смерть, но обещали помилование, если он заслужит его жестоким обращением с пленными в блоке смерти, И он выслуживался со всем рвением. Этот палач буквально купался в крови: многие сотни людей погибли от его резиновой, залитой свинцом дубинки, были задушены его руками или сброшены им в канализационный колодец, находившийся перед бараком. В комнате блокового стояли печка и ящик с углем — это было единственное отапливаемое помещение в бараке. Здесь же хранился и большой ящик с эрзац-мылом — твердыми как камень плитками какого-то неизвестного вещества. Впрочем, как оно мылится, никто из пленных не знал: эрзац-мыло только числилось выданным для узников, но никогда не попадало к ним в руки. Так же формально считалось, что для больных, находящихся в блоке, выданы одеяла, — большая кипа этих одеял лежала в комнате блокового. Но они никогда не выдавались даже умирающим. На стопе одеял спал блоковой. Блоковой имел свою охрану — два сильных и молчаливых голландца следовали всюду за ним по пятам. Было неизвестно, за что эти люди попали в блок смерти: они никого не понимали, а их родного языка не знал ни один из пленных. Сами они не убивали узников и не издевались над ними и только молчаливо и безропотно исполняли все приказания блокового. Кроме того, из самих узников была создана так называемая команда «штубединст» — «служба помещений». Этих людей на русский лад называли штубендистами. Они выполняли разные работы внутри блока: убирали помещения, мыли полы, вытаскивали во двор и складывали трупы, резали эрзац-хлеб и т. Разные люди были среди этих штубендистов — одни только делали порученную им работу, а другие старались всячески выслужиться перед эсэсовцами и блоковым. Среди этих последних особенно выделялись трое, ставшие непосредственными помощниками блокового, такими же убийцами, как и он сам. Двое — Адам и Володька — были поляками, а третий — «Мишка-татарин» — жителем Крыма. Настоящие имя и фамилия его — Михаил Иханов. Рассказывают, что он был лейтенантом в одной из кавалерийских частей Красной Армии, а потом попал в плен или перешел на сторону гитлеровцев и стал служить в немецких войсках. Конвоируя однажды какой-то железнодорожный эшелон, он совершил кражу, и за это его отправили в один из блоков общего лагеря Маутхаузен. Здесь он принялся ревностно помогать эсэсовцам уничтожать узников и отличался при этом такой жестокостью, что комендант лагеря решил «выдвинуть» его и перевел в блок смерти, где «Мишка-татарин» сделался правой рукой блокового, с наслаждением мучил и убивал своих бывших сограждан и товарищей по заключению. Среди всех фабрик смерти и их филиалов, в таком изобилии созданных гитлеровцами в разных странах Европы, блок смерти лагеря Маутхаузен был совершенно особым явлением. В нем наиболее ярко и полно воплотилась бессмысленная нечеловеческая жестокость, лежавшая в основе философии немецкого фашизма. Люди, которых посылали сюда, должны были умереть, но их умерщвляли далеко не сразу, а с изощренной, садистской постепенностью. Вместе с тем их не посылали ни на какие работы, они никогда не покидали двора двадцатого блока и, следовательно, не приносили пользы гитлеровскому рейху. Больше того, как ни скудна, как ни похожа НЕ корм скоту была пища, которую давали узникам, все же гитлеровцы вынуждены были тратить на них какое-то количество продуктов: брюквы для баланды, эрзац-хлебе и т. А ведь известно, что немецкие фашисты отличались виртуозной экономностью, ничего не тратили зря и использовали для хозяйства даже убитых ими людей: варили из мертвецов мыло и набивали волосами своих жертв матрацы. Чем же объяснить, что они были такими «расточительными» в блоке смерти и тратили продукты на людей, предназначенных к уничтожению? Этому есть только одно объяснение: блок смерти был еще и «полигоном», где тренировали эсэсовских палачей, где в них возбуждали желание убивать, испытывать жажду крови и наслаждение человеческими страданиями. Узники двадцатого блока стали тем сырьем, материалом, на котором Гиммлер, Кальтенбруннер и другие руководители СС воспитывали тех, кто был опорой гитлеровского режима — «юберменшей» — «сверхчеловеков», утверждавших» господство на земле по единственному праву — праву силы, убивавших людей направо и налево то с равнодушием, то с садистским наслаждением и получавших особое, высшее удовлетворение от людских мучений. Другого смысла существования у блока смерти не было, весь режим, установленный здесь, служил этой цели. С первыми проблесками рассвета в бараке раздавалась команда «подъем», и плотная масса людских тел, лежащих в несколько слоев друг на друге, разом приходила в движение. Узники торопливо вскакивали на ноги и бежали в умывальню, а на полу оставались только те, кто умер за ночь. Утренний «туалет» был первым издевательством. Каждый из узников успевал только подбежать к умывальнику, плеснуть себе в лицо горсть воды и потом вытереться рукавом или полой своей куртки. Пленного, который не сделал этого, ожидали жестокие побои. Но тех, кто хоть на секунду задерживался в умывальне, избивали еще более жестоко блоковой и три его помощника. Перед ними, закрывая небо, высилась гранитная стена и на загнутых кронштейнах тянулись ряды колючей проволоки под током. С двух деревянных вышек по углам, наведенные прямо на этот строй, чернели дула спаренных пулеметов, настороженно смотрели из-под железных касок глаза эсэсовцев. Продрогшие на морозном ветру в худой одежонке, босые, с почерневшими от холода ногами, узники, стоя в строю, приплясывали на снегу или на обледенелых булыжниках. Живые скелеты, с острыми, до предела исхудавшими лицами, с телами, покрытыми струпьями, язвами, синяками, незаживающими ранами, эти люди знали, что для них начинается новый день мучений, который приблизит их еще на шаг к смерти, а для многих станет последним днем их жизни. Притаптывая, все время шевелясь, чтобы сохранить в себе последние калории жизненного тепла, они в то же время зорко поглядывали по сторонам, стараясь не прозевать появление эсэсовцев. А в это время штубендисты выволакивали во двор трупы и тащили их к противоположному углу барака под вышкой, складывали там аккуратным штабелем «для удобства подсчета». И сами узники напряженно считали эти трупы. Они знали: если мертвецов будет меньше десяти, то это означает, что «норма» не выполнена и эсэсовцы сегодня будут свирепствовать больше, чем обычно. Но, как правило, «норма» эта перевыполнялась, и каждый день из ворот блока смерти к крематорию o выезжала либо ручная тележка, заваленная доверху трупами, либо наполненный мертвецами грузовик. Около часу проходило в ожидании. Потом из дверей, ведущих в общий лагерь, появлялся блокфюрер — двадцатипятилетний садист-эсэсовец в сопровождении целой свиты подручных палачей. Узники застывали в строю неподвижно с низко опущенными головами; им не разрешалось поднимать глаз на фашистское начальство. Иногда вместо этого раздавалась команда «ложись! Люди валились ничком друг на друга, и мимо этого лежащего строя медленно проходили эсэсовцы, сыпя удары дубинок, а иногда на выбор пристреливая людей. Затем раздавалась команда «встать! После этого начиналась издевательская «зарядка», как называли ее эсэсовцы. Узников заставляли ползать по грязи пли по снегу, бегать, ходить на корточках «гусиным шагом», порой по три-четыре километра вокруг барака. Того, кто не мог выдержать этого и сваливался, избивали до полусмерти или пристреливали.

Сквозь плен и лагеря

Маутхаузен концлагерь - краткая история	Единственным выжившим из иностранцев, участвовавших в восстании в Маутхаузене 2 февраля 1945 г., стал уже упоминавшийся польский военный врач Владзимеж Косовяк. При штурме сторожевых вышек он получил серьезное ранение в ногу и не мог бежать.
Имена бессмертны, подвиг забыт	В феврале 2024 года были обнаружены уникальные архивы, рассказывающие о планировании и реализации побега узников нацистского концлагеря Маутхаузен в 1945 году.
МАУТХАУЗЕН. ВОССТАНИЕ УЗНИКОВ го БЛОКА…, ivan-ivanov	1 февраля накануне годовщины героического восстания и побега советских военнопленных из концлагеря «Маутхаузен» в февраля 1945 года представители организаций российских соотечественников в Австрии и сотрудники Русского дома в Вене, при участии австрийских.
Гранитный концлагерь Маутхаузен	16 февраля 1945 года на вокзал Маутхаузена прибыл поезд. Заключенных заставили выйти и построиться. На улице была температура около нуля градусов. Многочисленные заключенные умерли в пути. Их выгрузили из вагонов и отвезли в лагерь Маутхаузен на грузовике.

Концентрационный лагерь Маутхаузен

За неделю погибли почти все беглецы. Спаслись лишь 11 человек, двоих из них - офицеров Михаила Рыбчинского и Николая Цемкало - приютила крестьянка Мария Лангталер. Я спрашивала после: почему пленные осмелились зайти в наш дом, когда все люди вокруг просто обезумели? Они ответили: «Мы заглянули в окно, у вас на стене нет портрета Гитлера». Мать сказала отцу: «Давай поможем этим людям».

Папа испугался: «Ты что, Мария! Соседи и друзья донесут на нас! Сначала пленных спрятали среди сена, однако утром на сеновал нагрянул отряд СС и переворошил сухую траву штыками. Рыбчинскому и Цемкало повезло - лезвия чудом их не задели.

Через сутки эсэсовцы вернулись с овчарками, но Мария увела узников Маутхаузена в каморку на чердаке.

После этого долгих 3 месяца офицеры скрывались у неё дома на хуторе Винден, и с каждым днём было всё страшнее: сотрудники гестапо постоянно казнили предателей из местного населения. Советские войска уже взяли Берлин, а Мария Лангталер, ложась спать, не знала, что случится завтра.

Вам же самим есть нечего! Мама надела белое платье, поднялась на чердак и сказала русским: «Дети мои, вы едете домой». И заплакала.

Когда я разговаривал с жителями сёл вокруг Маутхаузена, они признавались: им стыдно за жуткие зверства, которые сотворили их деды и бабки. Тогда крестьяне издевательски прозвали резню «Мюльфиртельская охота на зайцев». Наших пленных сотнями забивали насмерть обезумевшие от крови «мирные граждане»...

В 2001 г. На гранитной стеле изображены палочки - 419, по числу беглецов.

Уже на этом этапе побега многие узники погибли. Однако для остальных дорога была расчищена, и они устремились за территорию Маутхаузена. Около семидесяти человек остались в самом бараке, потому как уже не были способны передвигаться.

Их сразу же расстреляли поднятые по тревоге эсэсовцы. Еще более сотни человек были убиты в непосредственной близости от лагеря. Потратив все свои силы на преодоления преград, они могли теперь только ползти по снегу. Оставалось еще примерно 400 уцелевших. Многие из них направились в сторону бывшей чешской границы, на север.

Преследование Нацисты были взбудоражены таким неожиданным побегом. Они тут же начали проводить операцию по поимке узников. В историю она войдет под циничным названием «Мюльфиртельская охота на зайцев». Начальство лагеря связалось со всеми отделениями местной жандармерии. В близлежащих землях преследование продолжалось в течение трех недель.

Донесение начальника нацистской жандармерии говорит о том, что беглецы по отношению к местному населению вели себя очень прилично: «…Не происходило актов насилия или поджогов. Они стремились только к тому, чтобы достичь крова, насытить свой голод и получить гражданскую одежду для облегчения дальнейшего продвижения». Если верить немецким донесениям, то из 419 убежавших было поймано 300 человек, причем живыми только 57. Те, кто вернулся в лагерь, были зверски замучены. По неточным данным, из приблизительно 570 узников «Блока смерти» после побега в живых осталось от 17 до 19 человек.

И только об одиннадцати из них оказалось хоть что-то известно. Девятерых из них разыскал через 20 лет после войны писатель С. Иван Битюков и Виктор Украинцев были спрятаны остарбайтерами и поляком, работавшими на местного бургомистра. Сам он принимал активное участие в поимке узников Маутхаузена.

В поисках родных помогают ветеранские организации. Предположительно погиб при совершении восстания и побега из лагеря Маутхаузен. Уроженец Курской области, Волынского района, село Семеюк. Воевал командиром стрелкового взвода, в 3-м батальоне 8-й бригады морской пехоты Черноморского флота СССР. Севастополь попал в немецкий плен и первоначально был направлен в Шталаг II C лагерный номер 18 446 зелёная карта.

Несколько раз совершал побег, был пойман и передан в гестапо. Был отправлен в блок смерти 20 концлагеря Маутхаузен. После войны его разыскивала Алёшина Екатерина Михайловна, которая в то время проживала в г. Москва, ул. Исшская Иошская , дом 3. Уроженец Тульской области.

Побег из ада в неизвестность

Криминальная полиция в этот день поймала в городе Вунзидель двух русских. Ими оказались военнопленные Гринько и Скляров. До 7 сентября подполковник Гринько подвергается аресту в штрафном изоляторе. Освобождён из лагеря Оксенфирт в Баварии 2 апреля 1945 года американцами. Прошёл проверку, из рядов РККА уволен. О Хрисанфе Павловиче Склярове многого найти не удалось.

По советским документам он числился военным инженером 3-го ранга 15-го армейского управления военно-полевого строительства 5-й армии. В лагерных документах немцев записан как воентехник. Пропавшим без вести считался с 25 сентября 1941 года. Среди трофейных документов мне удалось обнаружить только три сообщения криминальной полиции Вюрцбурга. В одном сообщении Хрисанф Скляров значится среди шести советских офицеров, бежавших 25 июня 1943 года.

В другом сообщается о задержании части беглецов и указывается, что Хрисанф Скляров и подполковник Гринько ещё не пойманы. В третьем сообщении полиция оповещает население, что Хрисанфов и Гринько задержаны. После побега был подвергнут наказанию. К счастью, ему удалось дождаться момента освобождения из немецкого плена. Подполковник Никита Кузьмич Карасёв занимает в группе беглецов особое место.

Уже в ходе боёв первого периода Великой Отечественной войны он был удостоен ордена Красного Знамени. В приказе о награждении от 27 июня 1942 года, подписанном командующим Черноморским флотом вице-адмиралом Октябрьским, членом Военного совета дивизионным комиссаром Кулаковым и начальником штаба флота Васильевым, фамилия командира по оперативной части штаба Черноморского флота подполковника Карасёва идёт под номером 18. Наградного листа с описанием заслуг награждаемого мне найти не удалось, по каким-то причинам он отсутствует в базе данных по награждениям. Можно предположить, что это связано с дальнейшей судьбой Никиты Кузьмича, который с 3 июля 1942 года числится без вести пропавшим. В плену он оказался через шесть дней, когда немцы, прочёсывая занятый 1 июля город, сгоняли за колючую проволоку сборных пунктов тех, кого советское командование бросило на произвол судьбы с приказом «сражаться до конца».

Таковых оказалось более восьмидесяти тысяч человек. После побега из Офлага 62 25 июня 1943 года Никита Кузьмич Карасёв почти месяц скрывался на вражеской территории, но был задержан 23 июля. После этого переводился в различные лагеря и рабочие команды. С 12 апреля по 1 мая 1944 года находился в лазарете Эбельсбах. Возможно, Никита Кузьмич оказался среди членов «Революционного комитета», который организовал в лагере бывший врач 23-й стрелковой бригады 2-й Ударной армии Н.

Дата передачи подполковника Карасёва, на мой взгляд, не случайно совпадает с датой, когда гестапо выследило подпольщиков «Комитета» и начало аресты и допросы. Все они были помещены в Маутхаузен, 25 сентября 1944 года их расстреляли. В группе подпольщиков было 125 человек. Одним из них вполне мог оказаться подполковник Карасёв, лагерный номер 15597. В сообщении криминальной полиции, кроме тех, про кого я уже рассказал, значился и майор Михаил Вениаминович Рубинский, старший помощник начальника химического отдела 95-й стрелковой дивизии Приморской армии Северо-Кавказского фронта.

Он, как и подполковник Карасёв, остался в Севастополе и был взят в плен 4 июля 1942 года. Наверняка они вместе прошли дальнейший лагерный путь и не случайно оказались вместе в группе, совершившей побег. Интересно, что немцы сообщают о поимке Карасёва, Гринько и Склярова в этот день, хотя в том же вестнике имеются сообщения с другими датами. Так или иначе, но майор Рубинский, как и подполковник Бородин, не был пойман после побега.

Самое удивительное, что четыре её сына в этот момент воевали на Восточном фронте… …В ночь с 2 на 3 февраля 1945 года из Маутхаузена был совершён самый массовый в его истории побег.

Одна группа заключённых блока N20 забросала вышки с пулемётчиками камнями и черенками от лопат, вторая с помощью мокрых одеял и телогреек замкнула электрическое ограждение: 419 пленных советских офицеров сумели вырваться на свободу. Комендант лагеря, штандартенфюрер CC Франц Цирайс призвал население окрестных деревень принять участие в поисках беглецов, заявив — «Вы же страстные охотники, а это куда веселее, чем гонять зайцев! Старики и подростки взрослые мужчины были на фронте объединились, чтобы вместе с СС и полицией ловить по лесам и зверски убивать замёрзших, еле держащихся на ногах от голода людей. В результате, за неделю погибли почти все беглецы: спаслись лишь 11 человек, двоих из них — офицеров Михаила Рыбчинского и Николая Цемкало приютила крестьянка Мария Лангталер. Я спрашивала после — почему пленные осмелились зайти в наш дом, когда все люди вокруг просто обезумели?

Они ответили — «Мы заглянули в окно, у вас на стене нет портрета Гитлера». Мать сказала отцу: давай поможем этим людям. Папа испугался — «Ты что, Мария? У нас четыре сына воюют против русских, соседи и друзья первые донесут на нас! Мама ответила — быть может, тогда Бог оставит в живых наших сыновей.

В подготовке восстания и побега приняли участие: Герой Советского Союза подполковник Николай Власов, военный комиссар штурмовой авиадивизии полковник Александр Исупов, командир штурмовой авиационной дивизии полковник Кирилл Чубченков, командир эскадрильи капитан Геннадий Мордовцев. Записку с планом удалось получить от подпольного комитета, действовавшего во внешнем для смертников лагере. Ее приклеили к дну бачка с едой. Записка дошла до цели, но блоковой заметил подозрительное поведение забиравшего записку капитана Мордовцева и убил его: сбросил в канализационный колодец. После наблюдений за караульными выяснилось, что охрана на вышках сменяется каждые два часа. Поэтому начало восстания было намечено на час ночи. В это время те эсэсовцы, что заступили на пост в полночь, уже должны были устать, замерзнуть и, возможно, задремать, а следующая смена — еще спать в караульном помещении.

Руководители восстания разделили участников по группам. Каждой было поставлено свое боевое задание. Оружия у обитателей блока смерти практически не было. Согласно разработанному штабом восстания плану, первым делом нужно было чем-нибудь забросать сторожевые вышки, целясь и в охранников, и в прожектора. Что было доступно заключенным? Камнями, вывороченными из мостовой двора, кусками угля и эрзац-мыла из комнаты блокового, деревянными колодками — арестантской обувью. Лучшими метательными снарядами были осколки цементных умывальников, которые нужно было разбить перед штурмом.

После «артподготовки» в бой предполагалось бросить главные силы, применив самое мощное оружие. В бараке были два огнетушителя орднунг и в лагере орднунг. Огнетушителями должны были вооружиться наименее истощенные арестанты — по три человека на один огнетушитель. Они должны были подобраться к вышке и выстрелить пеной в лицо пулеметчику, чтобы ослепить его. Другая группа восставших должна была забраться на вышку и овладеть пулеметами. Если удастся захватить пулеметы и открыть огонь по эсэсовцам — откроется путь к побегу. Следующим препятствием была стена с колючей проволокой под током.

Ее планировалось преодолеть, набросив на колючку мокрые одеяла и одежду, устроив таким образом короткое замыкание. Одеяла следовало забрать из комнаты блокового. Чтобы капо не возражал против происходящего, его следовало убить до начала операции. Его помощников — тоже. Восстание и побег назначили на ночь с 28 на 29 января. Но за несколько дней до этого кто-то из узников решил выменять свою жизнь на чужие. Когда в блок заносили еду, он выбежал с криком: «Спасите, я хочу жить!

Я кое-что знаю! Их пытали, а затем убили. По лагерю ходили слухи, что сожгли в крематории живьем. Со второй попытки Булыжник лагерной мостовой — орудие заключенного Руководители восстания были мертвы, но восстание и побег были просто отложены. Во главе операции встали другие люди. Их имена, увы, остались неизвестными, кроме одного — майор Леонов. Тем, кто готовил побег, удалось переманить на свою сторону «средний класс» узников — штубендистов.

Блокового зарезал самодельным ножом Мишка-татарин. Его помощников задушили. Дальше все пошло по плану. В ночь с 1 на 2 февраля началось восстание. Выпрыгивая из окон барака, узники забросали подручными материалами пулеметные вышки. Огнетушителем удалось ослепить одного пулеметчика. Сдвоенный пулемет был захвачен, из него открыли огонь по эсэсовцам.

Наброшенные на проволоку под током мокрые одеяла и одежда вызвали короткое замыкание. Становясь друг другу на плечи, обитатели блока смерти перелезали через забор. Дальше нужно было преодолеть ров с ледяной водой и еще один забор из проволоки под напряжением. Второй забор был прорван. За ним была свобода. Разбегались по двое и по трое в разные стороны, чтобы затруднить преследование. Это тоже была часть плана.

Повсюду, от блока смерти и до поля за лагерным забором, лежали трупы. Мы все босые и без головных уборов. Охрана пустила в действие пулеметы, автоматы и овчарок»,— вспоминал потом капитан Владимир Шепетя. О массовом побеге в лагере узнали на следующий день. Лагерное начальство слало телеграммы в Берлин. Из показаний Франсуа Буа на Нюрнбергском процессе: «Начальник лагеря Франц Цирайс обратился по радио ко всем гражданским лицам с призывом о сотрудничестве в «ликвидации русских преступников», сбежавших из концентрационного лагеря. Он заявил, что каждый, кто предъявит доказательство того, что он убил одного из этих людей, получит крупную сумму в марках».

Цирайс призывал местных жителей: «Вы же страстные охотники, а это будет веселее, чем охота на зайцев». Массовое убийство в округе Мюльфиртель бежавших из лагеря советских военнопленных получит впоследствии название «мюльфиртельская охота на зайцев». В охоте на безоружных людей приняли участие эсэсовцы, солдаты вермахта, полиция, гитлерюгенд, Союз немецких девушек входил в состав гитлерюгенда , ополченцы из фолькштурма и просто добровольцы. Кузнецы ковали длинные железные пики, которыми можно было прощупывать сеновалы в поисках спрятавшихся людей. Попавшихся беглецов расстреливали из автоматов, пистолетов, охотничьих ружей, резали ножами, забивали дубинами. Детки из гитлерюгенда хвастались друг другу числом жертв. Но один раз получили взбучку от взрослых — когда привели группу пойманных беглецов в концлагерь, вместо того чтобы убить их на месте.

Снег повсюду был залит кровью. Местные жители оттирали кровь с беленых стен домов — там, где кого-то расстреляли. Целью «охотников» было нарисовать 419 палочек. Кадр из фильма «Охота на зайцев». Пленных разыскивают как особо опасных преступников. Они убежали без обуви. Три дня они ничего не ели.

В лесах все время слышны выстрелы. Местное население боится и ничего им не дает, хотя они не преступники и никому ничего не сделали. Из-за непомерной трусости нет никакого сострадания. И даже некоторые наши люди подражают эсэсовцам, которые безжалостно пристреливают каждого пойманного». Трупы свозили в городок Рид-ин-дер-Ридмарк и сваливали во дворе местной школы — для подсчета. На доске мелом отмечали число пойманных и убитых. Четыре прямых черты перечеркивались пятой.

Это означало пять перечеркнутых жизней. Из городка трупы отвозили в концлагерь. Местность рядом с концлагерем такая, что укрыться практически негде. Повсюду заснеженные поля на снегу хорошо виден силуэт в полосатой форме , фермы, дома, церкви. Леса почти нет. Даже там, где он есть, зимой все просматривается насквозь. Несколько дней спустя начальство концлагеря Маутхаузен рапортовало, что счет сошелся: число пойманных и убитых сравнялось с числом сумевших сбежать.

Ускользнувшие Но спасшиеся были. Спастись удалось 11 узникам концлагеря.

О том, в каких условиях содержались здесь заключенные, мы уже писали. Попросту говоря, животным на ферме лучше живется, чем тем, кто был там. Фактически они были обречены умирать. Но речь пойдет не об ужасах 20-го блока, а о его последних днях.

Не смотря на то, что по всем правилам, жившие здесь должны были озвереть, сойти с ума, умереть, многие остались живы и продолжали сражаться. Открытое неповиновение лагерной администрации, многочисленные попытки побега, большевистская пропаганда среди заключенных… В 20-й блок Маутхаузена направлялись узники, даже в концлагерях представлявшие собой угрозу III Рейху вследствие своего военного образования, волевых качеств и организационных способностей. Все они были взяты в плен ранеными или в бессознательном состоянии, и за время своего пребывания в плену были признаны «неисправимыми». В сопроводительных документах каждого из них стояла буква «К», означавшая, что заключенный подлежит ликвидации в самые короткие сроки. Поэтому прибывших в 20-й блок даже не клеймили, поскольку срок жизни заключенного в 20-го блок не превышал нескольких недель. В январе 1945 года узники 20-го блока, зная, что Красная Армия уже вступила на территорию Польши и Венгрии, стали готовить побег.

Справочные данные на некоторых узников 20-го блока: Лейтенант Виктор Украинцев — артиллерист, бронебойщик. Уличен в актах саботажа. Несколько попыток побега. Сбит, ранен, взят в плен в 1944 году. В лагерь, где он содержался, прибыл власовский эмиссар. Перед согнанными на плацу военнопленными коллаборационист предрекал скорую победу Германии и призывал вступать в ряды РОА.

После вдохновенной речи предателя попросил слова и поднялся на трибуну Исупов. Жуковского, он принялся один за другим разбивать все тезисы предыдущего оратора и доказывать, что предрешены как раз поражение Германии и победа СССР. Когда лагерный парикмахер заключенный-чех выстригал ему полоску посреди головы в случае побега она выдавала узника , эсэсовцы вышли из комнаты. Парикмахер приник к уху Битюкова и торопливо зашептал: «Тебя направят в 20-й блок. Передай своим: их всех скоро расстреляют. Ваши просили план лагеря — пусть ищут на дне бачка, в котором приносят баланду».

Только на третий раз капитан Мордовцев, обшаривая низ бачка, нашел приклеенный крохотный шарик и передал его товарищам за несколько минут до своей гибели: что-то заподозрившие эсэсовцы забили его на глазах товарищей. Побег был назначен на ночь с 28 на 29 января. Но 27 января эсэсовцы отобрали и увели 25 наиболее физически крепких человек. Среди них были и несколько руководителей побега. На следующий день узники узнали, что товарищей сожгли живьем в крематории. Новой датой побега была назначена ночь со 2 на 3 февраля.

С камнями в руках — на пулеметы В назначенную ночь около полуночи «смертники» начали доставать из тайников свое «оружие»- булыжники, куски угля и обломки разбитого умывальника. Главным «оружием» были два огнетушителя. Были сформированы 4 штурмовые группы: три должны были атаковать пулеметные вышки, одна в случае необходимости — отбить внешнюю атаку со стороны лагеря. Около часа ночи с криками «Ура! Пулеметы открыли огонь. В лица пулеметчиков ударили пенные струи огнетушителей, полетел град камней.

Летели даже куски эрзац-мыла и деревянные колодки с ног. Один пулемет захлебнулся, и на вышку тотчас же начали карабкаться члены штурмовой группы. Завладев пулеметом, они открыли огонь по соседним вышкам. Узники с помощью деревянных досок закоротили проволоку, побросали на нее одеяла и начали перебираться через стену. Завыла сирена, стрекотали пулеметы, во дворе строились эсэсовцы, готовящиеся начать погоню.

Маутхаузен: лестница смерти

Побег из барака номер 20. Блок 20 после массового побега Фото: Mauthausen Memorial / Collections. В ночь с 1 на 2 февраля 1945 года температура воздуха в районе Маутхаузена опускалась до –8°C. «Снега было выше колен. Это единственный случай столь массового побега советских заключенных из гитлеровского концлагеря за всю историю Другой Мировой войны. Свыше 400 смертников из австрийского филиала Маутхаузена сумели вырваться из заточения в феврале 1945 года. Рассказ про побег из 20й блока смерти концлагеря Маутхаузен, который состоялся 2 февраля 1945 года. Все узники 20го блока смерти, были советские офицеры, попавшие в плен на поле боя.

История самого массового побега из фашистского лагеря смерти

Имена бессмертны, подвиг забыт	По лагерным документам 20 блок считался блоком для особо опасных для рейха пленных советских офицеров и политработников, направляемых в Маутхаузен из тюрем, концлагерей и лагерей военнопленных.
Узник блока № 20	:page, 1, В ночь со 2 на 3 февраля 1945 года заключенных концлагеря Маутхаузен подняла с нар пулеметная стрельба. Доносившиеся снаружи крики.
Непокоренные. Побег из концлагеря Маутхаузен.	1 февраля накануне годовщины героического восстания и побега советских военнопленных из концлагеря «Маутхаузен» в февраля 1945 года представители организаций российских соотечественников в Австрии и сотрудники Русского дома в Вене, при участии австрийских.
Концентрационный лагерь Маутхаузен	Подвиг 20-го блока В таком состоянии были русские офицеры, бросившие вызов нацистам, и по сути победившие их! В ночь со 2 на 3 февраля 1945 года заключенных концлагеря Маутхаузен подняла с нар пулеметная стрельба.
Побег из Маутхаузена — Журнальный зал	Цель этого небольшого исследования: попытка разобраться в том, что известно о месте и причине гибели советского генерала Дмитрия Карбышева. Согласно официальной советской и российской версии генерал Карбышев погиб в концлагере Маутхаузен 18 февраля 1945 года.

Сбежавшие из ада

Однажды в зимний день 1945 года из 20-го блока произошел массовый побег — беспрецедентное явление. Около 500 военнопленных советских офицеров вырвались на свободу, без оружия, без одежды, еды и шансов. В ночь с 17 на 18 февраля 1945 года в Маутхаузене был казнен Дмитрий Михайлович Карбышев, генерал-лейтенант инженерных войск, профессор Военной академии Генерального штаба. В феврале 1945 года полтысячи пленных советских офицеров совершили беспримерный героический побег из фашистского концлагеря Маутхаузен в Австрии. В живых остались единицы. Этого так и не произошло, хотя контракт со строительной компанией был заключен в феврале 1945 года.

Гранитный концлагерь Маутхаузен

Узников спрятали уже на чердаке, предварительно рассыпав везде табак, чтобы собаки не смогли взять след. В течение трех месяцев бежавшие пленные скрывались у Марии дома. Берлин уже был взят, Германия капитулировала, а местное гестапо никому не давало расслабиться. Любые разговоры о капитуляции пресекались оставшимися здесь солдатами самым кардинальным способом. Мать ответила что это на случай эвакуации, запасы. Потом соседка донесла на нас и к нам приходило гестапо, но все обошлось. Еще был случай, когда сосед, сидевший у нас в гостях, услышал шорох на чердаке и спросил кого мы там прячем? Но мать ответила, что это наверное голуби. Потом опять приходило гестапо и вновь все обошлось.

Кругом царила клевета и доносы, даже несмотря на то, что Германия уже капитулировала". Наконец, однажды в хутор пришли американские войска и остатки солдат СС просто разбежались по лесам. Мария поднялась на чердак своего дома, что выше на фото, и сказала: "Дети мои, вы едете домой". И после этого заплакала.

С камнями в руках - на пулеметы В назначенную ночь около полуночи «смертники» начали доставать из тайников свое «оружие» - булыжники, куски угля и обломки разбитого умывальника.

Главным «оружием» были два огнетушителя. Были сформированы 4 штурмовые группы: три должны были атаковать пулеметные вышки, одна в случае необходимости - отбить внешнюю атаку со стороны лагеря. Около часа ночи с криками «Ура! Пулеметы открыли огонь. В лица пулеметчиков ударили пенные струи огнетушителей, полетел град камней.

Ворвавшиеся в 20-й блок эсэсовцы нашли в нем около 70 человек. Это были самые истощенные заключенные, у которых просто не было сил на побег. Все узники были голые - свою одежду они отдали товарищам. За пределами лагеря Из почти 500 человек более 400 сумели прорваться через внешнее ограждение и оказались за пределами лагеря. Как было условлено, беглецы разбились на несколько групп и бросились в разные стороны, чтобы затруднить поимку.

Самая большая группа бежала к лесу. Когда ее стали настигать эсэсовцы, несколько десятков человек отделились и бросились навстречу преследователям, чтобы принять свой последний бой и задержать врагов хоть на несколько минут. Одна из групп наткнулась на немецкую зенитную батарею. Сняв часового и ворвавшись в землянки, беглецы голыми руками передушили орудийную прислугу, захватили оружие и грузовик. Группа была настигнута и приняла свой последний бой.

Около сотни вырвавшихся на свободу узников погибли в первые же часы. Увязая в глубоком снегу, по холоду термометр в ту ночь показывал минус 8 градусов , истощенные, многие просто физически не могли пройти более 10-15 км. Но более 300 смогли уйти от преследования и спрятались в окрестностях. Пойманных беглецов доставляли в Маутхаузен и расстреливали у стены крематория, где тут же сжигали тела. Но чаще всего расстреливали на месте поимки, а в лагерь привозили уже трупы.

В немецких документах мероприятия по розыску беглецов именовались «Мюльфиртельская охота на зайцев».

Впрочем, в Словаки есть свой герой — Национальный Герой Чехословакии Дмитрий Михайлович Основин, комиссар Врановского интернационального партизанского отряда, известный как «профессор из Сталинграда». Он один раз бежал из австрийского концлагеря, руководил партизанским отрядом в Словакии, был пойман, отправлен в Маутхаузен, где и погиб в начале 1945 года. В Братиславе есть школа его имени. Но хотелось бы рассказать о менее известной истории, связанной с тем же лагерем… Однажды в зимний день 1945 года из 20-го блока произошел массовый побег — беспрецедентное явление. Около 500 военнопленных советских офицеров вырвались на свободу, без оружия, без одежды, еды и шансов. Само по себе феноменально: одни забрасывали вышки припрятанными камнями, другие, намочив тряпки, устроили короткое замыкание. Побег со 2 на 3 февраля 1945 года был явно хорошо организован. Откуда у смертников взялись силы?

Да не было сил. Из 500 вырвались из лагеря только 419. Но до леса добрались 300 человек. Вот на них и объявили охоту. Это позорная страница истории. Одно дело, когда в «охоте на людей» участвовали эсэсовцы. Худо-бедно понятно даже, что в «охоте» принял участие Вермахт, хотя и не армейское это дело. Жандармерия, гитлерюгенд — тоже можно как-то себе представить, А вот местные жители, простые обыватели? Я не хочу приводить здесь цитаты из архивных документов — это по-настоящему страшно.

Подобное нельзя даже сравнивать с охотой на зверей, всё было намного хуже. А пунктуальные немцы отмечали черточкой каждого из пойманных и тут же зверски убитых беглецов. Осталось только несколько не зачеркнутых палочек. Из почти 500 сбежавших советских пленников в живых осталось 11 человек. Весь ужас этой истории в том, что речь идет не о жестокости палачей — от палачей чего и ждать?

В этом концлагере содержались главным образом пленные советские офицеры.

Палачи, не чуждые рационализма, понимали, что смысла нет — в 20-м блоке больше двух недель не живут. Так зачем тратить время и средства? Их и работать не заставляли. Такая вот «привилегия». Они просто голодали, спали на голой земле, пытаясь хоть как-то согреться физическими упражнениями. Освобожден американскими войсками, они и воевали в этой части Австрии в мае 1945 года.

Это был один из первых нацистских концлагерей и последний из освобожденных. Лагерь Маутхаузен — для «неисправимых врагов рейха». Этот лагерь со всеми филиалами был вполне деловым предприятием — добывали гранит, доходность наверняка была большая. Но 20-й блок, где содержались попавшие в плен советские офицеры, пришлось в 1944 году огородить каменной стеной, за ней происходили просто «тренировки» — тренировки в пытках. Этот блок так и назвали — «блоком смерти», а его узники были «мясом» для эсэсовцев. Об этом лагере вспоминают главным образом только в связи с генералом Карбышевым, именно там он был замучен.

Про него все знают. Впрочем, в Словаки есть свой герой — Национальный Герой Чехословакии Дмитрий Михайлович Основин, комиссар Врановского интернационального партизанского отряда, известный как «профессор из Сталинграда». Он один раз бежал из австрийского концлагеря, руководил партизанским отрядом в Словакии, был пойман, отправлен в Маутхаузен, где и погиб в начале 1945 года. В Братиславе есть школа его имени. Но хотелось бы рассказать о менее известной истории, связанной с тем же лагерем… Однажды в зимний день 1945 года из 20-го блока произошел массовый побег — беспрецедентное явление. Около 500 военнопленных советских офицеров вырвались на свободу, без оружия, без одежды, еды и шансов.

Само по себе феноменально: одни забрасывали вышки припрятанными камнями, другие, намочив тряпки, устроили короткое замыкание. Побег со 2 на 3 февраля 1945 года был явно хорошо организован. Откуда у смертников взялись силы?

Побег из маутхаузена в феврале 1945