Хейли артур вечерние новости читать онлайн

Отыскать полную версию книги Вечерние новости за авторством Артур Хейли нелегко. Но нам удалось ее найти, и теперь вы можете бесплатно читать книгу без сокращений онлайн. Читать онлайн Вечерние новости. Хейли ХЕЙЛИ ВЕЧЕРНИЕ НОВОСТИ ШЕЙЛЕ и ДИАНЕ с особой благодарностью, а также моим многочисленным друзьям в средствах массовой информации, которые поведали мне то, что неизвестно широкой публике. Вечерние новости - описание и краткое содержание, автор Артур Хейли, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки Читать онлайн «Вечерние новости». Автор Артур Хейли. Артур Хейли. Вечерние новости. ШЕЙЛЕ и ДИАНЕ. с особой благодарностью, а также моим многочисленным друзьям в средствах массовой информации, которые поведали мне то, что неизвестно широкой публике.

Читать онлайн «Вечерние новости»

Артур Хейли ВЕЧЕРНИЕ НОВОСТИ. ШЕЙЛЕ и ДИАНЕ с особой благодарностью, а также моим многочисленным друзьям в средствах массовой информации, которые поведали мне то, что неизвестно широкой публике. описание и краткое содержание, автор Хейли Артур, читать бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки Что - в вечерних новостях? Как поется в старой песне, «смерть - на автодорогах, смерть - на авиатрассах». Горит мир. Вечерние новости. читать книгу онлайн бесплатно. скачать бесплатно книги, читать онлайн, электронная библиотека.

Читать онлайн Вечерние новости бесплатно

У нас уже есть сообщение по телетайпу? Оно у меня, — ответил ведущий Кроуфорд Слоун. Его резко очерченное лицо, волосы с проседью, волевой подбородок и властная, уверенная манера держаться были знакомы примерно семнадцати миллионам телезрителей, которые почти каждый вечер видели Слоуна на своих экранах. Кроуф Слоун тоже был журналистом-ветераном, неуклонно продвигавшимся вверх по служебной лестнице; особенно большой рывок он сделал после того, как поработал корреспондентом Си-би-эй во Вьетнаме. Потрудившись затем репортером в Белом доме, а потом в течение трех лет выступая каждый вечер в роли ведущего, он стал как бы национальным достоянием и принадлежал к элите средств массовой информации.

Текст он всегда писал сам. Так поступали далеко не все ведущие. Слоун же перед выступлением всегда делал для себя наброски. Только надо было быстро поворачиваться.

Снова раздался громкий голос Инсена.

Утро телеканала начинается с планерки, и там спокойно, за кофе и сигаретами, обсуждается, каким номером поставить в эфир репортаж, который изменит ситуацию в целом регионе, а каким — тот, который «всего лишь» погубит репутацию или карьеру известного политика. Ничего личного — только бизнес. Зрители не имеют понятия ни о внутренних интригах, ни о бешеной борьбе за рейтинги. Как не представляют и того, на что готова пойти команда журналистов, когда «информационным поводом» становится похищение семьи одного из них.

Когда несколько минут в эфире, которых требуют похитители — это цена жизни людей. Когда решения надо принимать молниеносно, и только от них зависит, кто выиграет, а кто проиграет в этой игре без правил… Артур Хейли Вечерние новости ШЕЙЛЕ и ДИАНЕ с особой благодарностью, а также моим многочисленным друзьям в средствах массовой информации, которые поведали мне то, что неизвестно широкой публике Arthur Hailey Перевод с английского Н. Изосимовой, Т.

Слоун сдвинул брови, напрягая память. Это не песня ли времен гражданской войны? Никки так и просиял. Ты хочешь сказать, что некоторые места в этой песне похожи на Второй прелюд Гершвина. Никки покачал головой: — Все наоборот: сначала была песня. Но никто не знает, известна ли она была Гершвину и использовал ли он ее или же это просто совпадение. Ни он, ни Джессика не могли в точности припомнить, когда у Никки появился интерес к музыке, но во всяком случае в раннем детстве, а теперь музыка стала главным предметом его внимания.

Никки потянуло к роялю, и он начал брать уроки у бывшего пианиста-концертанта, пожилого австралийца, жившего неподалеку, в Нью-Рошелл. В дальнейшем перед ним может открыться несколько путей: он либо станет концертировать, либо будет композитором или даже исследователем, ученым. Но главное: музыка говорит с Николасом языком ангелов, языком радости. Она — часть его души. Джессика взглянула на часы. Завтра же в школе нет занятий. Так что — нет. Джессика следила за дисциплиной в семье, и Никки, пожелав родителям спокойной ночи, ушел к себе. Вскоре они услышали звуки портативной электронной клавиатуры, донесшиеся из его спальни, — Никки обычно играл на ней, когда нельзя было пользоваться роялем в гостиной. А Джессика вновь занялась мартини.

Она уже не ходила с распущенными волосами и не старалась скрыть пробивавшуюся седину. Да и возле глаз у нее появились морщинки. Но фигура по-прежнему была стройная, хороших пропорций, а ноги притягивали взгляды мужчин. В общем, думал Слоун, она, право же, не изменилась, и он по-прежнему гордился женой, когда появлялся с ней в чьем-либо доме. Несчастные пассажиры этого самолета. Такая страшная смерть! Они ведь, должно быть, уже какое-то время знали, что у них нет шанса выжить, — сидели и ждали смерти. Слоун почувствовал укор совести: он об этом даже и не подумал. Порой профессионал настолько занят сбором информации, что забывает о людях, участниках события. Что ты о нем скажешь?

Джессика произнесла это безразлично ровным тоном. Слоун наблюдал за ней, ждал, что она еще скажет, — неужели прошлое совсем для нее умерло? Он это делал на большой. У него на это не было времени. Мы уже обскакали все другие станции. Между ними что-то есть? Они просто хорошо сработались. Они думают, что никто об этом не знает. Но знают, конечно, все. Джессика расхохоталась.

Лэсли Чиппингем был шефом Отдела новостей Си-би-эй. Именно с ним Слоун собирался разговаривать на другой день по поводу Чака Инсена и настаивать, чтобы его убрали. Мартини, как всегда, сняло напряжение, хотя ни он, ни Джессика не пили много. Бокал мартини и бокал вина за ужином — это была их норма, а в течение дня Слоун не пил вообще. Джессика обычно вскрывала корреспонденцию, так как вела большую часть их личных дел. Он взял у нее конверт и внимательно просмотрел бумаги — лицо его просияло. Он написал ее в соавторстве, и это была третья его работа. Продавалась книга плохо. Нью-йоркские критики безжалостно набросились на нее, радуясь возможности унизить человека с таким весом, как Кроуфорд Слоун. Более того, с течением времени определенные места в ней привлекли внимание обозревателей газет, а лучшей рекламы ни одной книге и не надо.

Эти люди погибли, писал он, потому что США снабжали Иран оружием в уплату за выпуск заложников. Особой похвалы, кроме приведенного выше, удостоились следующие высказывания Слоуна: "Ни у одного политического деятеля не хватит духу сказать это вслух, но заложников — в том числе и американцев — следует считать людьми приговоренными. С террористами можно говорить только языком контртерроризма, ибо это единственный язык, который они понимают: надо, по возможности, их выслеживать и исподтишка уничтожать. Никогда нельзя — прямо или косвенно — идти на сделку с террористами или платить им выкуп — никогда! При поимке с уликами террористам, которые сами не соблюдают норм гражданского права, нельзя давать возможность прибегнуть к помощи законов и принципов, которые они презирают. Англичане, глубоко уважающие закон, вынуждены порой отходить от него в целях защиты от порочной и безжалостной ИРА. Что бы мы ни делали, терроризм не исчезнет, потому что правительства и организации, поддерживающие террористов, в действительности не хотят идти ни на какие соглашения и договоренности. Это фанатики, использующие других фанатиков для достижения своих целей. Мы, живущие в Соединенных Штатах, не избавлены от терроризма — скоро и нам предстоит столкнуться с ним на собственном дворе. Как выяснилось, тревожились они напрасно и вскоре тоже присоединились к славившему Слоуна хору.

Широко улыбаясь, Слоун отложил в сторону листок с солидной цифрой гонорара. Он приезжает завтра рано утром и намерен пробыть у нас с неделю. Слоун поморщился. Может, когда ты доживешь до его лет, и у тебя появится любимая невестка, с которой тебе захочется вместе пожить. Оба рассмеялись, зная, как любят друг друга Энгус Слоун и Джессика и насколько они ближе друг другу, чем отец и сын. Отец Кроуфорда уже несколько лет жил один во Флориде, после того как умерла его жена. Но пока отец будет тут, постарайся использовать свое великое влияние на него, чтобы он перестал вещать насчет чести, патриотизма и всего остального. И постараюсь сделать все, что смогу. Объяснялся этот разговор тем, что старший Слоун никак не мог забыть своего героического вклада во вторую мировую войну — он был старшим бомбардиром в авиации и получил за свои заслуги Серебряный крест и Крест за отличные полеты. После войны он работал бухгалтером — карьера не блестящая, но обеспечившая ему пристойную пенсию и независимость.

Тем не менее годы, проведенные на войне, продолжали занимать главное место в воспоминаниях Энгуса. Джессика же умела спокойно пропускать мимо ушей эти проповеди. Кроуфорд и Джессика продолжали беседу и за ужином — это было их любимое время. Ежедневно приходила прислуга, но ужин Джессика готовила сама, стараясь все так устроить, чтобы после приезда мужа как можно меньше времени проводить на кухне. На протяжении моей жизни я, пожалуй, далеко не всегда при первом же случае высказывал свое мнение. Но я твердо стою на позициях, изложенных в моей книге. И по-прежнему на них настаиваю. Он кивнул. Поэтому я принял некоторые меры предосторожности. До сих пор я не говорил тебе об этом, но ты должна знать.

Он покачал головой: — Это могло бы произойти и здесь. Всегда ведь что-то случается впервые, а я, как и многие другие на телевидении, работаю, так сказать, в аквариуме с золотыми рыбками. Если террористы начнут орудовать в США, — а ты знаешь, я считаю, что это произойдет и произойдет скоро, — люди вроде меня станут притягательной добычей, так как все, что мы делаем или что с нами делают, получает широчайшую огласку. Они тоже могут стать объектом нападения? Террористам нужно имя. Человек, которого все знают. Я разработал их с одним знакомым юристом, Саем Дрилендом. Он знает все в деталях и имеет право довести это до сведения публики, когда потребуется. Ну какие меры предосторожности могут помочь после того, как зло свершилось? Но если это случится, я бы не хотел, как я и написал в своей книге, чтобы за меня платили выкуп, даже из наших собственных денег.

И я сделал на этот счет соответствующее заявление — в официальной форме. Он отрицательно покачал головой: — Нет. Я бы не мог это сделать, даже если б захотел. Почти все, что мы имеем, — этот дом, банковские счета, акции, золото, иностранная валюта, — принадлежит нам обоим, и ты, как и сейчас, сможешь распоряжаться всем по своему усмотрению. Но после того как мое заявление будет опубликовано и все будут знать мою точку зрения, мне бы хотелось, чтобы ты не поступала вопреки ей. Я впервые об этом слышу. Что это за защита? Они занимаются тем, чем обычно занимается охрана: ведут наблюдение за зданием Си-би-эй. Со мной так уже было не раз. Затем эти видеозаписи иногда появляются на телевидении, но никто не знает наверняка, были заложники сняты добровольно или по принуждению и, если по принуждению, то какого рода.

Однако если заранее договориться о системе сигнализации, человек, оказавшийся заложником, может таким путем дать кое-что понять. Кстати, сейчас все больше и больше потенциальных заложников оставляют у своих юристов заранее разработанный код. Есть и другие сигналы, но не будем пока о них говорить. Я не хочу тебя расстраивать. Неужели Кроуфа могут выкрасть и куда-то увезти? Я только удивляюсь, почему ты не пошел на эти курсы самообороны, о которых мы говорили. Курсы были организованы английской компанией по противодействию террористам — их рекламировали несколько американских телепрограмм. Курсы были рассчитаны на неделю, с целью подготовить людей на случай, о котором говорил Слоун: как себя вести, если тебя взяли заложником. Кроме того, там обучали невооруженной самообороне. Джессика уговаривала мужа поучиться этому методу после жестокого нападения на ведущего комментатора Си-би-эй Дэна Разера в Нью-Йорке в 1986 году.

Двое неизвестных до того избили Разера, что ему пришлось лечь в больницу; нападавших так и не нашли. Речь шла об особом виде борьбы, применяемой в рукопашных схватках элитарными отрядами британской армии. Обучение проводил отставной английский генерал, обосновавшийся в Нью-Йорке, и Джессика хотела, чтобы Кроуфорд этим занялся. Но поскольку он никак не мог выкроить время, занялась этим она. Слоун кивнул: — Отлично. В ту ночь — после этого разговора — Джессика долго не могла заснуть. Глава 8 Вскоре после 6. Оба мужчины были взвинчены, зная, что день предстоит решающий — они долго и тщательно готовились к нему. Из такси вышел пожилой мужчина с чемоданом. Он вошел в дом и больше не появлялся.

Присутствие этого человека осложняло дело и потребовало переговоров по радиотелефону с временной штаб-квартирой наблюдателей, находившейся на расстоянии двадцати миль. Средства связи, которыми они располагали, равно как и количество машин, свидетельствовали о том, что на проведение операции не жалели денег. Заговорщики, продумавшие и организовавшие наблюдение, а также то, что должно было за этим последовать, были профессионалами, отличались изобретательностью и имели доступ к большим деньгам. Организация имела в Лиме тайных приверженцев в правительственных и военных кругах. Из листьев приготовляли кокаиновую пасту, которую переправляли с удаленных аэродромов в Колумбию и там делали из нее кокаин. Только что приехавшего пожилого мужчины среди них не было. Хулио произнес в телефон условные фразы: — Прибыл синий пакет. Второй доставкой. Пакет на складе. Отправитель не выяснен.

Доставлен такси. Прошел в дом. Хулио, который был не очень силен по части кодов, тихонько ругнулся и принялся быстро листать блокнот, чтобы понять вопрос. Сколько ему лет? Карлос взял блокнот и прочитал, как надо отвечать. Хулио так и сказал, что породило новый резкий вопрос: — В синем пакете есть что-то особенное? Плюнув на код, Хулио напрямик произнес: — Он с чемоданом. Похоже, что приехал пожить. А в ветхом арендованном доме к югу от Хакенсака, штат Нью-Джерси, человек по прозвищу Мигель ругнул про себя Хулио за неосторожность. В блокноте с шифром была фраза, которой можно было ответить на вопрос, а ведь он всех предупреждал — снова и снова, — что разговор по радиотелефону кто угодно может подслушать.

В любом магазине можно купить устройство, позволяющее подслушивать радиотелефоны. Мигель слышал про радиостанцию, похвалявшуюся тем, что она раскрыла несколько преступных сговоров с помощью сканера. Сам Мигель, насколько помнил себя, всегда был предельно осторожен. В Западном полушарии за ним охотились не менее усердно, чем за его собратом-террористом Абу Нидалом по ту сторону Атлантики. Мигель позволял себе в известной мере гордиться этим обстоятельством, никогда не забывая, однако, что гордость может породить излишнюю самоуверенность. Хотя Мигель побывал во многих переделках, это был еще молодой человек: ему не было и сорока. Он ничем особенно не выделялся — довольно интересный мужчина, но и только: прохожий на улице мог принять его за банковского клерка или, в лучшем случае, за управляющего небольшого магазина. В известной мере это было результатом немалых трудов: Мигель усиленно старался быть незаметным. Он также приучил себя вежливо держаться с незнакомыми людьми, но не настолько, чтобы запомниться, — большинство случайных знакомых быстро о нем забывали. В прошлом заурядная внешность сослужила Мигелю большую службу, как и то обстоятельство, что он не производил впечатления человека властного.

Его умение командовать осталось скрытым от посторонних — об этом знали лишь те, кем он распоряжался, а уж они слушались его беспрекословно. Преимуществом Мигеля в данной операции было то, что он выглядел и говорил как американец. В конце шестидесятых и начале семидесятых годов он в качестве иностранного студента занимался в Калифорнийском университете в Беркли, где изучал английский язык, усиленно стараясь говорить без акцента. В те дни он жил под своим настоящим именем — Улисес Родригес. Родители у него были люди состоятельные и оплачивали его обучение в Беркли. Отец Мигеля, нейрохирург в Боготе, надеялся, что его единственный сын тоже станет медиком, но эта перспектива уже тогда не интересовала Мигеля. К концу шестидесятых годов сын понял, что в Колумбии произойдут коренные перемены: из процветающей демократической страны с хорошей правовой системой она превращалась в пристанище невероятно богатых бандитов, которые, поправ все законы, стали править с помощью диктатуры, жестокости и страха. Кладом фараонов в этой новой Колумбии была марихуана; потом им станет кокаин. Такова была натура Мигеля, что произошедшие перемены не огорчили его. Наоборот, он жаждал принять участие в начавшейся кипучей деятельности.

А пока он действовал на собственный страх и риск в Беркли и обнаружил, что напрочь лишен совестливости и может быстро и решительно убивать людей без всякого неприятного чувства потом. Его первой жертвой стала молодая женщина, с которой он познакомился, сойдя в Беркли с автобуса. Они вместе пошли по улице, разговорились и обнаружили, что оба учатся на первом курсе. Он, видимо, ей приглянулся, и она пригласила его к себе, а жила она в скромной квартирке в конце Телеграф-авеню. Было это в ту пору, когда подобные знакомства были обычным явлением: страх перед СПИДом еще не наступил. Хорошенько потрудившись с ней в постели, Мигель уснул, а проснувшись, обнаружил, что девица просматривает содержимое его бумажника. Там было несколько удостоверений личности на разные фиктивные имена: он и тогда уже готовился к будущей жизни вне закона. На свою беду девица проявила излишний интерес к этим удостоверениям — возможно, она сотрудничала с какой-то службой, хотя Мигель так никогда этого и не узнал. Мигель вскочил с постели, схватил ее и задушил. Он до сих пор помнил, с каким изумлением она взглянула на него, как вырывалась из его рук и как потом, перед тем как потерять сознание, с отчаянной мольбой на него посмотрела.

А он с интересом обнаружил — словно врач-клиницист, наблюдающий больного, — что, убив ее, не почувствовал никаких укоров совести. Больше того, он с ледяным спокойствием прикинул, могут ли его поймать, и пришел к выводу, что это исключено. Они ведь не сидели рядом в автобусе, да, собственно, тогда вообще не были еще знакомы. Едва ли кто-либо заметил, как они вместе шли от остановки. В вестибюле, как и в лифте, пока они поднимались на четвертый этаж, им никто не встретился. Мигель не спеша вытер какой-то тряпкой те несколько поверхностей, на которых могли остаться отпечатки его пальцев. Затем, обернув носовым платком правую руку, выключил всюду свет и вышел из квартиры — дверь за ним захлопнулась. Он не стал спускаться на лифте, а пошел по лестнице и, прежде чем выйти в вестибюль, проверил, нет ли там кого, а затем уже вышел на улицу. На другой день и в последующие несколько дней он внимательно просматривал местные газеты, не появится ли заметка о задушенной девушке. Но прошла почти неделя, прежде чем нашли ее полуразложившийся труп, а еще через два или три дня, поскольку ничего нового обнаружено не было и никаких ключей к раскрытию преступления не появилось, газеты потеряли к этой истории интерес, и она исчезла с их страниц.

Если какое-то расследование и было, имя Мигеля со смертью девушки никто не связал. За те годы, что он продолжал учиться в Беркли, Мигель убил еще двоих человек. Должно быть, он хорошо ее набил, так как ни разу не попал под подозрение и даже не подвергся допросу полиции. Окончив университет в Беркли и вернувшись домой в Колумбию, Мигель стал околачиваться около расширявшего свою деятельность объединения осатаневших королей наркотиков. Он имел права летчика и совершил несколько полетов с кокаиновой пастой из Перу в Колумбию. Вскоре он завязал дружбу с гнусным, но весьма влиятельным семейством Очоа, что позволило ему принять участие в более крупных операциях. Имя его, естественно, стало широко известно во всем мире, но он принимал такие тщательные меры предосторожности, что схватить его за руку не удавалось. Тем не менее он сумел сохранить свою независимость, став международным бандитом, наемным террористом, на которого — благодаря его ловкости — был постоянный спрос. Политика играла тут, по-видимому, определенную роль. Мигель был по духу социалистом, он страстно ненавидел капитализм и презирал эти лицемерные, прогнившие Соединенные Штаты, как он их называл.

Но вообще к политике он относился скептически — просто любил, можно сказать, сладострастно любил, опасность, риск и тот образ жизни, который вел. Этот-то образ жизни и побудил его приехать полтора месяца назад в Соединенные Штаты, чтобы втайне подготовить то, что произойдет сегодня и о чем вскоре узнает весь мир. В Рио он должен был сменить паспорт и явиться в Майами в качестве бразильского издателя, направляющегося на нью-йоркскую книжную ярмарку. А Мигель однажды уже выступал в качестве бразильского издателя, и, хотя считал, что эта его маскировка еще не высвечена, ему показалось более разумным не появляться в Майами вообще. Поэтому, хоть так получалось и дольше, он полетел из Рио-де-Жанейро в Лондон, где обрел новое лицо и вполне законный, новешенький британский паспорт. Все оказалось очень просто. Ах эти чистенькие демократии! До чего же глупы и наивны они! Как просто использовать их хваленые свободы и демократические системы в своих целях тем, кто, как Мигель, не верит ни во что! Еще до поездки в Лондон он уже знал, как это делается.

В Лондоне он первым делом отправился в Дом святой Екатерины, на скрещении Кингсуэй и Олдуич, где хранятся архивы записей о всех рождениях, браках и смертях по Англии и Уэльсу. Там Мигель сказал, что ему нужно три свидетельства о рождении. О рождении кого? Да кого угодно, кто родился в тот же день, что и он, или около того. Ни слова никому не говоря и не вызвав ни единого вопроса, он взял пять бланков, после чего подошел к полкам, на которых стояли толстые тома, расставленные по годам. Мигель выбрал 1951-й год. Тома были составлены поквартально. Он выбрал том на буквы М — Р, за октябрь — декабрь. Сам он родился 14 ноября этого года. Имя подходило — оно не было ни особенно заметным, ни таким заурядным, как Смит.

Теперь ему нужны были еще два имени. Он собирался подать прошения о выдаче трех паспортов — второй и третий могут понадобиться, если что-то не получится с первым. Вполне ведь возможно, что паспорт уже был выдан этому самому Дадли Мартину. В таком случае в выдаче нового паспорта будет отказано. Он заполнил еще два бланка. Это было сделано с учетом того, что в Отделе паспортов разные клерки занимаются рассмотрением заявлений на разные буквы. Таким образом он мог не сомневаться, что три его прошения о выдаче паспортов попадут к разным людям и связь между ними не будет установлена. Мигель постарался не прикасаться ни к одному из бланков, на которых писал. Потому-то он и взял пять бланков: два из них он накладывал на остальные, именно на них отпечатаются следы его пальцев, и он потом их уничтожит. Уже окончив Беркли, он узнал, что отпечатки пальцев нельзя полностью снять, даже если самым тщательным образом вытереть поверхность, — существуют новые способы получения отпечатков с помощью нингидрина и ионного лазера, которые непременно их обнаружат.

Затем Мигель направился к окошку кассира. Там он подал три своих бланка, по-прежнему не дотрагиваясь ни до одного из них пальцами. Кассир спросил с него по пять фунтов за каждое свидетельство о рождении, и Мигель заплатил наличными. Ему было сказано, что свидетельства о рождении будут готовы через два дня. За эти дни он подобрал три подходящих адреса. Из лондонского делового справочника Келли он выписал несколько агентств, куда можно посылать почту и там ее получать. Он пошел в одно из этих агентств и снова заплатил наличными. Однако никаких вопросов ему не было задано. То же самое он проделал и в двух других агентствах, где тоже не было проявлено никакого любопытства. Теперь у него было три отдельных адреса, на которые ему могли прислать три запрошенных паспорта, причем ни один из адресов не был связан с его именем.

Затем в фотоавтоматах он трижды снялся на паспорт, всякий раз слегка меняя внешность. На одном снимке он был с аккуратными усиками и бородкой, на другом — гладко выбритый и с измененным пробором, на третьем — в очках с массивной оправой. На другой день он забрал в Доме святой Екатерины три свидетельства о рождении. Как и прежде, никто не поинтересовался, зачем они ему нужны. Он уже приобрел на почте бланки для получения паспортов — опять-таки стараясь не дотрагиваться до них пальцами. И, надев резиновые перчатки, заполнил эти бланки. На каждом он проставил адрес одного из агентств, с которыми успел договориться. К каждому бланку прилагались две фотографии. Следуя полученному совету, Мигель написал все, что требовалось, сам расписался, изменив почерк и выбрав имена и адреса наугад из телефонной книги. Он купил несколько печатей, чтобы придать большую убедительность именам и адресам.

Хотя на бланках и было напечатано предупреждение, что подписи лиц, удостоверяющих личность, проверяются, — на самом деле это редко делалось, и можно было почти не опасаться, что фальшивка будет обнаружена. Просто слишком много подавалось прошений и слишком маленьким был штат. Благодаря этому средству фотографии, лежащие в архиве, через два или три месяца выцветут и расплывутся, и таким образом не останется и следа от Мигеля, или Дадли Мартина, или других. Затем Мигель отправил по почте три прошения, присовокупив к каждому на пятнадцать фунтов почтовых марок, — он знал, что паспорта получит не раньше чем через месяц. Ждать столько времени, конечно, нудно, но безопасности ради стоило на это пойти. За это время он послал самому себе несколько писем по адресам агентств. Точно так же собирался Мигель забрать и паспорта, когда они поступят. Все три паспорта прибыли на пятую неделю с разницей в несколько дней, и были получены без сучка и задоринки. Получив и третий паспорт, Мигель улыбнулся — excelente! Оставалось последнее — купить билеты в Штаты и обратно.

Мигель купил их в тот же день. До 1988 года всем обладателям британских паспортов для въезда в США требовалась виза. А затем она стала не нужна тому, кто собирался там пробыть менее девяноста дней и у кого был обратный билет. Хотя Мигель не намеревался использовать свой обратный билет и после въезда в страну собирался его уничтожить, легче было заплатить за билет, чем рисковать и проходить через бюрократические препоны.

Уже окончив Беркли, он узнал, что отпечатки пальцев нельзя полностью снять, даже если самым тщательным образом вытереть поверхность, — существуют новые способы получения отпечатков с помощью нингидрина и ионного лазера, которые непременно их обнаружат. Затем Мигель направился к окошку кассира. Там он подал три своих бланка, по-прежнему не дотрагиваясь ни до одного из них пальцами. Кассир спросил с него по пять фунтов за каждое свидетельство о рождении, и Мигель заплатил наличными. Ему было сказано, что свидетельства о рождении будут готовы через два дня. За эти дни он подобрал три подходящих адреса.

Из лондонского делового справочника Келли он выписал несколько агентств, куда можно посылать почту и там ее получать. Он пошел в одно из этих агентств и снова заплатил наличными. Однако никаких вопросов ему не было задано. То же самое он проделал и в двух других агентствах, где тоже не было проявлено никакого любопытства. Теперь у него было три отдельных адреса, на которые ему могли прислать три запрошенных паспорта, причем ни один из адресов не был связан с его именем. Затем в фотоавтоматах он трижды снялся на паспорт, всякий раз слегка меняя внешность. На одном снимке он был с аккуратными усиками и бородкой, на другом — гладко выбритый и с измененным пробором, на третьем — в очках с массивной оправой. На другой день он забрал в Доме святой Екатерины три свидетельства о рождении. Как и прежде, никто не поинтересовался, зачем они ему нужны. Он уже приобрел на почте бланки для получения паспортов — опять-таки стараясь не дотрагиваться до них пальцами.

И, надев резиновые перчатки, заполнил эти бланки. На каждом он проставил адрес одного из агентств, с которыми успел договориться. К каждому бланку прилагались две фотографии. Следуя полученному совету, Мигель написал все, что требовалось, сам расписался, изменив почерк и выбрав имена и адреса наугад из телефонной книги. Он купил несколько печатей, чтобы придать большую убедительность именам и адресам. Хотя на бланках и было напечатано предупреждение, что подписи лиц, удостоверяющих личность, проверяются, — на самом деле это редко делалось, и можно было почти не опасаться, что фальшивка будет обнаружена. Просто слишком много подавалось прошений и слишком маленьким был штат. Благодаря этому средству фотографии, лежащие в архиве, через два или три месяца выцветут и расплывутся, и таким образом не останется и следа от Мигеля, или Дадли Мартина, или других. Затем Мигель отправил по почте три прошения, присовокупив к каждому на пятнадцать фунтов почтовых марок, — он знал, что паспорта получит не раньше чем через месяц. Ждать столько времени, конечно, нудно, но безопасности ради стоило на это пойти.

За это время он послал самому себе несколько писем по адресам агентств. Точно так же собирался Мигель забрать и паспорта, когда они поступят. Все три паспорта прибыли на пятую неделю с разницей в несколько дней, и были получены без сучка и задоринки. Получив и третий паспорт, Мигель улыбнулся — excelente! Оставалось последнее — купить билеты в Штаты и обратно. Мигель купил их в тот же день. До 1988 года всем обладателям британских паспортов для въезда в США требовалась виза. А затем она стала не нужна тому, кто собирался там пробыть менее девяноста дней и у кого был обратный билет. Хотя Мигель не намеревался использовать свой обратный билет и после въезда в страну собирался его уничтожить, легче было заплатить за билет, чем рисковать и проходить через бюрократические препоны. Что же касается правила, ограничивающего пребывание девяноста днями, то для Мигеля в любом случае оно не имело значения.

Во-первых, он не собирался так долго задерживаться в США, а кроме того, покидать страну он будет либо тайно, либо под другим именем — паспорт на имя Дадпи Мартина будет выброшен. Американские визовые правила привели в восторг Мигеля. До чего же эти демократические системы удобны для таких, как он! На другой день он вылетел в Нью-Йорк и прошел без всяких осложнений через паспортный контроль в аэропорту Джона Ф. Это процветающий центр торговли наркотиками и один из самых опасных районов Нью-Йорка, где расправиться с человеком все равно что чихнуть, а убийство считается самым обычным делом. Полицейские в форме редко отваживаются появляться там по одному, а ночью никогда не ходят пешком даже и парами. Репутация этого района не волновала Мигеля, собственно, он даже решил, что она будет служить ему защитой, пока он будет планировать операцию, доставать деньги из тайных фондов и собирать свою небольшую команду. Эта команда, состоящая из семи человек, включая самого Мигеля, была подобрана еще в Боготе. Несколько лет назад оба были засланы в Соединенные Штаты под видом иммигрантов с единственной инструкцией — осесть там и ждать, пока их услуги не понадобятся в связи с торговлей наркотиками или для другой преступной цели. И вот сейчас их время пришло.

Хулио был специалистом по связи. Сокорро за период ожидания окончила курсы медицинских сестер. Трое из четверки были колумбийцами, выступавшими под фиктивными именами: Рафаэль, Луис и Карлос. Рафаэль был механик и вообще мастер на все руки. Луиса отобрали за высокую квалификацию шофера: он лихо умел уходить от преследования, особенно с места преступления. А Карлос был молодой, смекалистый — это он организовал наблюдение за домом Слоуна на протяжении последнего месяца. Все трое свободно говорили по-английски и неоднократно бывали в США. Сейчас они приехали в страну по подложным паспортам, не зная друг друга. Последним в группе был американец, которого в этой операции звали Баудельо. Мигель не доверял Баудельо, однако знания и умение этого человека были необходимы для успеха дела.

Сейчас, в Хакенсаке, во временном оперативном центре колумбийской группы, Мигель, подумав о ренегате-американце Баудельо, почувствовал досаду. К этому примешивалась злость на Хулио: надо же было допустить такую оплошность — сообщить открытым текстом по телефону о случившемся, находясь у самого дома Слоуна. Не опуская трубки, стараясь совладать с собой, Мигель обдумывал, что сказать Хулио. До своего отъезда из Боготы Мигель получил всеобъемлющие сведения о семействе Слоуна, которыми лишь в известной мере поделился с остальными. В полученном им досье значилось, что у Кроуфорда Слоуна есть отец, и описание приехавшего с чемоданом человека соответствовало ему. И, нажав на кнопку передачи в радиотелефоне, Мигель приказал: — С синим пакетом ничего не предпринимать. Сообщать только новые цены. Положив трубку радиотелефона, Мигель взглянул на часы. Было без малого 7. Через два часа все семь членов его группы будут на месте и начнут действовать.

Последующие шаги были тщательно спланированы, все осложнения предусмотрены, меры предосторожности приняты. Когда операция начнется, возможно, придется прибегнуть к импровизации, но в незначительной мере. Откладывать же операцию ни в коем случае нельзя. За пределами Штатов уже приведены в готовность силы, которые включатся в дело вслед за ними. Глава 9 Энгус Слоун умиротворенно вздохнул, поставил на стол чашку, из которой пил кофе, и промокнул салфеткой серебристо-седые усы. Сколько ты их съел? Не хотите еще, Энгус? Какой-то человек съел там за один присест пятьдесят яиц. В нем снимался Пол Ньюмен, и вышел этот фильм в шестьдесят седьмом году. Я уверен, что на самом деле Ньюмен не съел столько яиц.

Он прекрасный актер и сумел так сыграть, что убедил зрителей. И не сумел убедить: я сказала, что у нас одна уже есть, причем живая. Но они, правда, как пух. Никогда не знаешь, что прилипнет к памяти, а что улетит. Вся семья сидела в светлой веселой комнате рядом с кухней, где они обычно завтракали. Энгус приехал полчаса назад, сердечно поцеловал невестку и внука и несколько официально поздоровался за руку с Кроуфордом. Напряженные отношения между отцом и сыном, иногда переходившие в раздражение у Кроуфорда, существовали давно. Объяснялось это главным образом разницей в представлениях и понятиях о ценностях. Энгус никак не мог примириться с безнравственностью в обществе, начавшей проявляться у большинства американцев в шестидесятых годах. Одновременно он критически относился ко многим умозаключениям сына в его комментариях — умозаключениям, считавшимся ныне нормальными и даже прогрессивными.

Кроуфорд, со своей стороны, нетерпимо относился к образу мыслей отца, которые считал устарелыми, его нежеланию учитывать расширение познаний во всех областях — особенно в области науки и философии — за четыре с лишним десятилетия, прошедших со времени второй мировой войны. К этому примешивалось и еще одно обстоятельство — самовлюбленность Кроуфорда хотя сам он никогда в жизни не употребил бы этого слова : он считал, что достиг вершины профессионализма и его суждения о мировых проблемах и условиях человеческого существования вернее, чем у всех остальных. Хотя день еще только начинался, уже было ясно, что пропасть между Кроуфордом и его отцом отнюдь не сократилась. Как уже не раз говорил Энгус — и повторил сейчас, — он всю жизнь любил приезжать рано утром. Слушая уже знакомые объяснения отца, Кроуфорд воздел глаза к потолку, тогда как Джессика, улыбаясь и кивая, словно ни разу не слышала всего этого раньше, приготовила Энгусу его любимую яичницу с беконом, а для себя и своих двоих мужчин подала более здоровую пищу. К тому же мое сердце вместе со мной побывало в жарких переделках и выжило. Я бы мог кое-что об этом вам порассказать. Страшновато выглядит. Думаю, мы будем говорить об этом всю будущую неделю. Мне он нравится.

Когда он дает материал из-за границы, особенно про наших военных, я тоже начинаю гордиться, что я американец. А не все твои люди так работают, Кроуфорд. Он канадец. А кроме того, какое-то время придется тебе обходиться без него. Он сегодня уезжает в длительный отпуск. Очень уж у вас, работающих на телевидении, развита манера все порочить, особенно наше правительство — ссоритесь с властями, вечно стараетесь принизить президента. Похоже, никто уже ничем не гордится. Это тебя никогда не смущало? Теперь твоя очередь отвечать. Репортеры обязаны задавать вопросы политикам и бюрократам и подвергать сомнению все, что нам говорят, это ведь хорошо.

Правительство врет и мошенничает — это же факт: и демократы, и республиканцы, и либералы, и социалисты, и консерваторы. Стоит им прийти к власти, они тотчас начинают этим заниматься. Да, конечно, мы, люди, выуживающие новости, иной раз бываем резковаты, а порой — признаюсь — заходим слишком далеко. Но с нашей помощью выявляется уйма бесчестных поступков и лицемерия — что в прошлом сходило с рук властям предержащим. Так что благодаря более резкой манере освещения новостей, начатой телевидением, наше общество стало немного лучше, чуть чище, а принципы, которых держится наша страна, — ближе к тем, какими они должны быть. Что же до президентов, папа, то если кто-то из них выглядит мелковато — а большинство именно так и выглядит, — этим они обязаны только себе. Да, безусловно, мы, журналисты, время от времени этому способствуем, потому что мы скептики, а иногда и циники, и часто не верим подслащенной водичке, которой поят нас президенты. Но грязные дела, которые творятся в коридорах власти — во всех коридорах власти, дают нам достаточно оснований вести себя так, как мы себя ведем. И добавил задумчиво: — А не было бы лучше, если бы отцы-основатели сделали Вашингтона королем, а Франклина или Джефферсона президентом? Тогда дети Вашингтона и их дети и внуки могли бы быть королями и королевами, и у нас был бы глава государства, которым мы гордились бы, а также президент, которого мы бы за все ругали, как англичане ругают своего премьер-министра.

Хотя дети у Вашингтона были приемные, все равно твоя идея разумнее многих других, которые были осуществлены с тех пор. Все рассмеялись. Мы тогда считали, что те, кто писал о ней и говорил по радио, были всегда на нашей стороне. Теперь такого больше нет. Способы сбора информации с тех пор изменились, как и представления о том, какими должны быть новости. Кроуфорд передернул плечами. Те из нас, кто стремится говорить правду, хотят быть уверенными в том, что наша страна права, что нас не водят за нос те, кто ею правит. А выяснить это можно, лишь задавая жесткие, зондирующие вопросы. И помолчал, не зная, говорить ли дальше, потом решил все-таки сказать. В то время не самое приятное было место для полетов.

Энгус медленно кивнул, уже зная, что будет дальше. Невзирая на этот рейд и на многие другие, которые стоили американцам стольких жизней, Германия никогда не ощущала недостатка в подшипниках. Значит, и стратегия и планы были неверны. Ну, я не хочу сказать, что пресса в те дни могла бы остановить эту страшную растрату жизней. Но сегодня подобные вопросы зададут не после того, как все кончится, а пока это происходит, так что и сами вопросы, и то, что общественность будет обо всем знать, явятся сдерживающей силой и, по всей вероятности, помогут сократить людские потери. По мере того как сын говорил, лицо старика менялось — воспоминания и боль прорезали в нем глубокие морщины. На глазах у окружающих он словно бы стал меньше, усох, внезапно постарел. В каждом самолете была команда в десять человек. Значит, мы потеряли пятьсот летчиков за один день. Самое страшное было потом, ночью, когда вокруг тебя оказывалось столько пустых кроватей — кроватей тех, кто не вернулся.

Почему я вернулся — и в ту неделю, и в последующие, — а столько людей не вернулось? Я не подумал, что могу вскрыть старые раны. А отец, словно не слыша его, продолжал: — Парни-то ведь были хорошие. Столько хороших парней погибло! Столько моих друзей! Кроуфорд покачал головой: — Давай прекратим. Я ведь уже извинился. Он внимательно слушал разговор. Да я был в ужасе. Когда вокруг рвались снаряды зениток и в воздухе полно было острых, как бритва, кусков стали, которые могли всего тебя изрезать..

Энгус помолчал. В комнате царила тишина — все это было совсем непохоже на его обычные воспоминания. Затем он заговорил, обращаясь уже только к Никки, глотавшему каждое его слово, и между стариком и мальчиком как бы протянулся мостик взаимопонимания. Я однажды так боялся, что… — Он окинул окружающих взглядом, словно взывая к их пониманию, —.. Джессика, заботясь об Энгусе, хотела было остановить Никки, но Кроуфорд жестом призвал ее к молчанию. Старик продолжал уже окрепшим голосом. Гордость явно возвращалась к нему. Воевать мне не нравилось, но шла война, так что я выполнял то, что мне приказывали. Я был бомбардиром в группе. А я лежал у авиаприцела — тут я застывал и всматривался.

Дело в том, что в течение нескольких минут, Никки, самолет ведет бомбардир. Когда цель оказывалась у меня на скрещении прицела, я сбрасывал бомбы. Это было сигналом для всей команды, и они тоже сбрасывали бомбы. Так что я хочу тебе сказать вот что, Никки: это естественно, когда человек до смерти чего-то боится. Такое может быть с самыми лучшими людьми. Важно не пойти ко дну, держать себя в руках и делать то, что ты считаешь надо делать. Голос у Никки звучал сухо, и Кроуфорд подумал: интересно, все ли он понял. Наверное, многое. Никки был мальчик умный и добрый. Пора двигаться.

Обычно он приезжал в Си-би-эй в 10. Кроуфорд встал из-за стола и, извинившись, поднялся к себе, чтобы одеться. Выбирая галстук — тот, что будет на нем, когда он вечером появится перед камерой, — и тщательно повязывая его, Кроуфорд думал об отце и представлял себе то, о чем рассказывал старик. Энгусу в то время было лет двадцать с небольшим — он был вдвое моложе, чем Кроуфорд сейчас, совсем зеленый юнец, который и жизни-то еще не видел и ужасно боялся умереть, скорее всего страшной смертью. Даже когда Кроуфорд работал журналистом во Вьетнаме, он, безусловно, не подвергался таким испытаниям. Внезапно совесть заговорила в нем: как он мог раньше этого не понять, не прочувствовать, не пожалеть отца? Беда в том, подумал Кроуфорд, что слишком он поглощен своей профессией, слишком захвачен потоком каждодневных новостей и потому склонен считать события предшествующих лет отошедшими в историю и, следовательно, не имеющими отношения к бурной полнокровной сегодняшней жизни. Такое умонастроение профессионально — он наблюдал нечто подобное и у других. Но события тех лет не отошли в историю и никогда не отойдут в прошлое для его отца. Кроуфорд не был в этом отношении невеждой.

До сих пор Кроуфорд никогда не смотрел на это под таким углом. Надев пиджак, он взглянул на себя в зеркало и, удовлетворенный своим видом, спустился вниз. Он попрощался с Джессикой и с Никки, затем подошел к отцу и сказал: — Ну-ка встань. Энгус в изумлении посмотрел на него. Кроуфорд повторил: — Встань же. Энгус отодвинул стул и медленно поднялся. Кроуфорд подошел к отцу, крепко обнял его и расцеловал в обе щеки. Старик явно удивился и даже покраснел. Это еще что такое?.. У порога Кроуфорд обернулся.

По лицу Энгуса расплылась блаженная улыбка. У Джессики на глазах были слезы. А Никки так и сиял. Они тотчас условным кодом сообщили об этом своему шефу Мигелю. Мигеля это известие ничуть не смутило. В свою очередь, он передал зашифрованный приказ, что все планы остаются в силе, время их осуществления при необходимости можно приблизить. Спал он крепко и, проснувшись, в первые минуты не мог понять, где находится. Это случалось с ним часто, поскольку просыпался он в самых разных местах. Когда мысли пришли в порядок, он оглядел знакомую комнату и понял, что если сесть в постели — чего пока он еще не склонен был делать, — то в окно видны будут широкие просторы озера Онтарио. Это была база Партриджа, его логово, но из-за работы, требовавшей постоянных переездов, он приезжал сюда в течение года лишь ненадолго.

И хотя тут были его вещи — одежда, книги, фотографии в рамках, сувениры, привезенные в разные времена из разных мест, — квартира не была записана на его имя. Как гласила карточка рядом со звонком в вестибюле шестью этажами ниже, официальным квартиросъемщиком была В. Уильяме В, означало Вивиен. Каждый месяц, в каком бы уголке земного шара Партридж ни был, он посылал Вивиен чек для уплаты за квартиру, а она за это жила в его норе и поддерживала порядок. Такой уговор — включая то, что время от времени они спали вместе, — устраивал обоих. Вивиен работала медсестрой неподалеку, в больнице на Куинсуэй, а сейчас, слышал Партридж, хлопотала на кухне. По всей вероятности, готовит чай — а она знала, что он любит пить чай по утрам, — и скоро принесет его. Тем временем мысли Партриджа вернулись к событиям, происшедшим накануне, и к тому, как он летел потом из Далласа в Торонто на запоздавшем самолете. Происшествие в далласском аэропорту имело прямое отношение к его профессии, и он сразу взялся там за дело. Это входило в обязанности Партриджа, и за это Си-би-эй хорошо платила ему.

Однако, вспоминая о случившемся вчера вечером и сегодня утром, он не мог не думать о происшедшей трагедии. Судя по последним сообщениям, более семидесяти человек из тех, кто находился на борту самолета, погибли, многие серьезно ранены, а на маленьком самолетике, столкнувшемся в воздухе с аэробусом, погибли все шесть человек. Партридж понимал, что многие сраженные горем семьи и друзья погибших страдают сейчас, горько переживают утрату. Он подумал, что не раз и ему хотелось заплакать на месте событий, которые, по своей профессии, ему приходилось наблюдать, включая и вчерашнюю трагедию. Но он всегда умел сдерживаться — за исключением одного случая, о котором, если он всплывал в памяти, Партридж старался тотчас забыть. Однако, вспоминая его, Партридж задумывался над тем, что же он за человек и почему не может плакать. В начале своей репортерской карьеры Гарри Партридж находился в Великобритании, и в это время в Уэльсе произошла трагедия. Случилось это в Аберфане, шахтерском поселке, где с отвала съехал большой пласт угля и завалил начальную школу. Под углем погибло сто шестнадцать детей. Партридж приехал на место происшествия вскоре после того, как случилось несчастье, и видел, как вытаскивали трупы.

Каждое маленькое тельце, покрытое черной вонючей густой грязью, окатывали из брандспойта и лишь потом увозили для опознания. Окружавшие Партриджа репортеры, фотографы, полицейские, зеваки — все плакали, судорожно глотая слезы. Партриджу тоже хотелось заплакать, но он не мог. Совершенно больной, но с сухими глазами, он довел свой репортаж до конца и уехал. С тех пор он видел бесчисленное множество происшествий, которые могли бы вызвать слезы, но тоже никогда не плакал. Может быть, у него есть какой-то дефект, и он человек холодный? Он задал этот вопрос однажды приятельнице-психиатру, с которой они выпивали как-то вечером, а потом легли в постель. Просто у тебя есть такой защитный механизм, который делает отвлеченным все, что ты видишь. Все свои переживания ты запихиваешь внутрь, и они у тебя копятся где-то там. Настанет день, когда хранилище переполнится, лопнет, и ты заплачешь — и как заплачешь!

Ей перевалило за сорок — у нее было резко очерченное лицо и прямые черные волосы, в которых проглядывала седина. Она не была ни красивой, ни, как принято говорить, хорошенькой, но теплой и щедрой, — и с ней было легко. Вивиен овдовела еще до знакомства с Партриджем, причем замужество ее, как он догадывался, было не из удачных, хотя она редко говорила о нем. У нее была дочь, жившая в Ванкувере. Время от времени девушка приезжала в Торонто, но Партридж ни разу не видел ее. Партриджу нравилась Вивиен, хотя он и не был в нее влюблен и, поскольку знал ее достаточно долго, понимал, что никогда не полюбит. А вот Вивиен, как он подозревал, любила его и полюбит еще больше, стоит дать ей повод. А пока она мирилась с их отношениями, не требуя большего. Сейчас Партридж пил чай, а Вивиен внимательно рассматривала его. Она обнаружила, что он еще больше похудел и лицо его, хоть оно и казалось по-прежнему мальчишеским, Прорезали морщины усталости и напряжения.

Лохматая голова, в которой стала заметна седина, нуждалась в стрижке. Заметив, что она его рассматривает, Партридж спросил: — Ну-с, и какой же будет приговор? Вивиен с наигранным отчаянием покачала головой: — Ты только погляди на себя! Ты же уехал от меня здоровым и крепким. А через два с половиной месяца вернулся усталый, бледный, изголодавшийся. Огромное напряжение, спать ложусь в самое непотребное время, ем черт знает что и пью. Чем меня порадуешь? Затем будешь есть всякие питательные вещи вроде рыбы и дичи, свежих овощей и фруктов. Как позавтракаешь, я подстригу тебя. А потом отведу в сауну и на массаж — я уже договорилась.

Партридж откинулся на подушки и выбросил вверх руки. Но на вечер я взяла нам билеты на концерт Моцарта в зале Роя Томсона в Торонто. Пусть музыка вымоет из тебя всю грязь. Я знаю, ты это любишь. А помимо этого будешь отдыхать и делать что хочешь.

Оглавление:

Здесь сидели, бесспорно, лучшие умы телестанции, способные оценить новость и решить, как ее подать: ответственный за выпуск, ведущий, старшие выпускающие, режиссер, редакторы, текстовики, главный художник и помощники. Там же, словно инструменты в оркестре, стояли с полдюжины компьютеров, а также передающие новости телетайпы, целая фаланга телефонов и телемониторов, на которых можно мгновенно воспроизвести от неотредактированной пленки до подготовленного блока новостей и передач конкурирующих телестанций. Худой и вспыльчивый, он был журналистом-ветераном, с ранних лет печатался в газетах и по сей день предпочитал по старинке внутренние новости международным. Ему исполнилось пятьдесят два года, и по нормам ТВ он считался стариком, но был по-прежнему полон энергии, хотя и проработал четыре года на таком месте, где других едва хватало на два. Чак Инсен, случалось, и нередко, бывал груб с сотрудниками: он терпеть не мог людей глупых и болтунов. По одной простой причине: у него не было времени с ними разбираться. Корреспонденты и выпускающие, разбросанные по всему миру, предлагали идеи, получали задания и присылали материал. И для того и для другого выделялось в среднем двадцать секунд. Хотя никто не знал, сколько еще поступит информации и будет ли зрительный ряд[1], надо было снимать один из сюжетов и сокращать другие, чтобы включить известие из Далласа. А это означало, что для балансировки придется менять и последовательность изложения событий. Передача уже начнется, а продолжение ее еще будут перестраивать.

Такое часто случалось.

Я говорю о глубине материала. Я хочу поглубже вникнуть и понять эту страну. Это просто. А если уж рассказывать про военные дела, то я хочу быть на передовой, чтобы сообщать не то, о чем нас оповещает пресс-служба американской разведки, а то, что я сам видел.

Это замечание явно позабавило Партриджа. Слоуну было не очень приятно, что Партридж без труда разгадал его замысел, хотя именно так он и собирался себя вести. Никто не может сказать, что Слоун плохо работал во Вьетнаме. Он хорошо работал и при этом рисковал. Ловко следуя намеченному плану, Слоун не слишком усердствовал в опасных ситуациях и, как правило, оказывался под рукой, когда в Сайгоне устраивались пресс-конференции дипломатов и военных, где в ту пору всегда можно было почерпнуть что-то интересное.

Но когда это стало ясно, для Кроуфорда Слоуна сие уже не имело значения. В общем и целом замысел Слоуна сработал. Он всегда внушительно выглядел перед камерой, а тем более — во Вьетнаме. А это создавало корреспонденту определенную репутацию как у телезрителей, так и у тех, кто принимал решения в главном здании Си-би-эй. Гарри же Партридж придерживался своих правил игры и действовал совсем иначе.

Он выискивал более глубинные явления, требовавшие времени для изучения и заводившие его вместе с оператором в дальние уголки Вьетнама. Он стал специалистом по военной тактике и американцев, и вьетконговцев и понимал, почему ни та, ни другая порой не срабатывали. Он изучал соотношение сил, выезжал на передовые, собирая факты об эффективности наземных и воздушных атак, о жертвах, а также о положении в тылу. Некоторые его сообщения противоречили официальным отчетам военных из Сайгона, другие подтверждали их, и это-то — беспристрастное суждение об американских военных операциях — выделяло Партриджа и горстку ему подобных из общей массы корреспондентов, работавших во Вьетнаме. Репортажи о войне во Вьетнаме к тому времени носили в основном негативный и недоброжелательный характер.

Молодые журналисты — многие из них симпатизировали тем, кто на родине выступал против войны, — с недоверием, а порой и с презрением относились к американским военным, и большинство средств массовой информации отражало именно такую точку зрения. Примером тому может служить описание наступления противника под Тетом. Средства массовой информации единодушно объявили, что под Тетом был разгром, полная победа коммунистов, а два десятилетия спустя это было опровергнуто более спокойными исследователями. Гарри Партридж был в числе тех, кто в ту пору сообщал, что американские войска под Тетом сражались куда лучше, чем говорили, а противник преуспевал куда меньше и в ряде случаев не сумел достичь своей цели. Но в ходе обсуждения верх взяла репутация Партриджа, славившегося точностью и достоверностью представляемой информации, и большая часть его репортажей пошла в эфир.

Среди репортажей Партриджа, не дошедших до эфира, был материал с критикой в адрес уважаемого Уолтера Кронкайта, который тогда работал ведущим на Си-би-эс, за его негативный взгляд на ход событий. Президент Линдон Джонсон якобы сказал, что, потеряй он Кронкайта, он потерял бы страну. Когда материал Партриджа поступил в Нью-Йорк, его обсуждали не один час, и он дошел до самых высоких эшелонов в Си-би-эй, прежде чем было решено, что выпад против такой фигуры, как отец журналистики Уолтер Кронкайт, окончится безвыигрышным гамбитом. Однако неофициально репортаж Партриджа был размножен и распространен среди людей, причастных к теленовостям. Выезды Партриджа в районы тяжелых боев удерживали его обычно вдали от Сайгона целые недели, а то и больше.

Как-то раз, тайно пробравшись в Камбоджу, Партридж отсутствовал почти месяц. Но всякий раз он возвращался с очень сильным материалом; о некоторых его репортажах, отличавшихся особой глубиной прозрения, вспоминали даже после войны. Словом, никто, включая Кроуфорда Слоуна, никогда не ставил под сомнение, что Партридж был превосходным журналистом. К сожалению, поскольку его материалов было меньше и они появлялись реже, чем репортажи Слоуна, Партриджа не заметили в той мере, как его коллегу. Было во Вьетнаме и еще кое-что, что повлияло на будущее Партриджа и Слоуна.

Это была Джессика Кастильо. Через несколько кварталов он свернул направо, к выезду на Рузвельт-драйв. Помчавшись вдоль Ист-ривер, где не было перекрестков и светофоров, он увеличил скорость. До его дома в Ларчмонте, расположенном к северу от Нью-Йорка, на берегу пролива Лонг-Айленд, ехать оставалось еще полчаса. Как обычно в это время дня, Слоун расслабился, и мысли его снова вернулись к Джессике..

В ту пору во Вьетнаме Джессике было двадцать шесть лет, это была тоненькая девушка с длинными каштановыми волосами, живым умом и при случае острым язычком. Она не разрешала вольностей журналистам, с которыми имела дело, будучи младшим сотрудником Информационного агентства США. Корреспонденты порой заглядывали туда с разными вопросами чаще, чем нужно, лишь бы поболтать с Джессикой. Их внимание забавляло Джессику. Но в то время, когда Кроуфорд Слоун познакомился с ней, ее расположением пользовался прежде всего Гарри Партридж.

Даже и сейчас, думал Слоун, не все ему известно о том, какие отношения существовали в ту пору между Партриджем и Джессикой, — осталось что-то, о чем он никогда не спрашивал и чего теперь никогда уже не узнает. Но то, что определенные двери закрылись больше двадцати лет назад и с тех пор никогда не открывались, не мешало ему — и не помешает — раздумывать о подробностях интимных отношений между женой и Партриджем в то время. Глава 5 Джессику Кастильо и Гарри Партриджа потянуло друг к другу в первую же их встречу во Вьетнаме — хотя встретились они далеко не дружески. Партридж отправился в Информационное агентство США за информацией о широко распространенном среди американских войск во Вьетнаме употреблении наркотиков. Но американские военные отказались это подтвердить.

Во время своих поездок на передовые Партридж видел немало свидетельств тому, что употреблялся героин, и было его сколько угодно. Партридж попросил Отдел новостей Си-би-эй сделать официальный запрос и узнал, что в госпитали для ветеранов поступает всевозрастающее, поистине пугающее число наркоманов из Вьетнама. Это становилось проблемой уже не только для военных, но и для всей страны. Когда Партридж зашел к Джессике в ее крошечный кабинетик и заговорил об этом, она отреагировала, как все официальные лица до нее: — Извините. Я не могу с вами говорить на эту тему.

Ее ответ задел Партриджа, и он с неодобрением заметил: — Вы хотите сказать, что не станете говорить со мной об этом, потому что вам ведено кое-кого прикрывать. Речь, видимо, идет о после — это может поставить его в сложное положение? Джессика покачала головой: — Я и на этот вопрос не могу ответить. Разозлившись, Партридж не стал ее жалеть. Ведь сюда приезжают все новые зеленые юнцы — их надо предупредить, и тогда, возможно, удастся спасти.

Как вы считаете, кого вы оберегаете, леди? Уж конечно, не ребят, которые ведут бои, не тех, кто этого заслуживает. Вы называетесь сотрудником по информации. Так вот, я называю вас сотрудником по сокрытию информации. Джессика вспыхнула.

Она не привыкла, чтобы с ней так разговаривали, и глаза ее засверкали от гнева. На столе стояло хрустальное пресс-папье, и она крепко вцепилась в него. На секунду Партриджу показалось, что она сейчас швырнет пресс-папье ему в голову, и он уже собрался пригнуться. Но Джессика справилась с гневом и спокойно произнесла: — Что конкретно вы хотите знать? Партридж постарался ответить ей так же спокойно: — Главным образом статистику.

Я знаю, что у кого-то она есть — ведется ведь учет, проведены обследования. Жестом, который стал ему потом таким знакомым и любимым, она отбросила на спину каштановые волосы. Талбот был молодым американцем, служившим вице-консулом в посольстве на улице Тонг-Нгут, в нескольких кварталах от того места, где они находились. Несмотря на всю свою серьезность, Партридж улыбнулся. К собственному удивлению, Джессика приняла приглашение.

А когда они встретились, то обнаружили, что получают удовольствие от общества друг друга, и за этой встречей последовало много других. Правда, на удивление долго их встречи не выходили за те рамки, которые, со свойственной ей прямотой, с самого начала поставила Джессика. Если я ложусь с кем-то в постель, то лишь с человеком, который много значит для меня, а я — для него, так что не говорите, будто я вас не предупредила. Из-за поездок Партриджа в разные районы Вьетнама они, случалось, подолгу не виделись. Но неизбежно настал момент, когда желание возобладало над обоими.

После ужина в саду отеля, мирном оазисе среди раздираемого противоречиями Сайгона, Партридж обнял Джессику, и она прильнула к нему. Поцелуй был жарким, требовательным, и Партридж почувствовал сквозь тонкое платье Джессики, что она вся горит. Годы спустя он будет вспоминать этот момент как одну из тех редких, волшебных минут, когда все проблемы и заботы — Вьетнам, мерзость войны, неуверенность в будущем, — казалось, отошли на задний план, и было лишь настоящее и они сами. Он спросил ее тихо: — Пойдем ко мне? Джессика кивнула в знак согласия.

Наверху, у себя в номере, освещенном лишь светом с улицы, он, не выпуская Джессику из объятий, раздел ее, и она помогала ему. Он овладел ею, и у нее вырвалось: — Ох, как же я тебя люблю! Потом Партридж так и не мог припомнить, сказал ли, что тоже любит ее. Но он знал, что любил ее в ту минуту и всегда будет любить. Растрогало Партриджа и то, что Джессика оказалась девственницей.

И потом, продолжая любить друг друга, они находили такую же радость в физическом общении, как и во всем, что связывало их. В другое время и в другом месте они быстро поженились бы. Джессике хотелось выйти замуж; ей хотелось иметь детей. Но Партридж — по причинам, о которых он потом сожалел, — воздерживался делать ей предложение. У него уже был неудачный брак в Канаде, и он знал, что браки телекорреспондентов часто кончаются крахом.

Корреспонденты теленовостей ведут кочевой образ жизни, они могут не бывать дома по двести дней в году, а то и больше, они не привыкли выполнять семейные обязанности и встречают на своем пути такие соблазны по части секса, которым лишь немногие в силах противостоять. В результате супруги очень часто отдаляются друг от друга — как интеллектуально, так и сексуально. И, возобновляя семейную жизнь после долгих перерывов, встречаются как чужие. Ну а ко всему этому добавлялся Вьетнам. Партридж знал, что рискует жизнью всякий раз, как уезжает из Сайгона, и хотя до сих пор ему везло — везение может ведь когда-то и кончиться.

Поэтому было бы нечестно, рассуждал он, взваливать на кого-либо — в данном случае на Джессику — бремя постоянных волнений и возможность страданий потом. Однажды утром после ночи, проведенной вместе, он сказал об этом Джессике, и, надо признать, не в самый удачный момент. Джессика была потрясена и обижена этой, как ей показалось, ребячливой уловкой со стороны человека, которому она доверилась полностью. И она холодно заявила Партриджу, что на этом их отношения кончаются. Лишь много позже Джессика поняла, как не правильно истолковала то, что на самом деле было продиктовано добротой и заботой о ней.

А Партридж через несколько часов уехал из Сайгона — как раз тогда он отправился в Камбоджу — и отсутствовал месяц. Кроуфорд Слоун несколько раз встречался с Джессикой, когда она была в обществе Партриджа, и видел ее в здании Информационного агентства США, когда заглядывал туда по делам. И всякий раз его тянуло к Джессике, и ему хотелось ближе с ней познакомиться. Но зная, что она девушка Партриджа, и будучи щепетильным в такого рода делах, он никогда не предлагал ей встретиться, как это часто делали другие. Однако, узнав от самой Джессики, что они с Партриджем расстались, Слоун тотчас пригласил ее поужинать.

Она согласилась, и они стали встречаться. Две недели спустя Слоун признался, что уже давно любит ее, а теперь, узнав ближе, вообще стал боготворить, и сделал ей предложение. Джессика, никак этого не ожидавшая, попросила время подумать. В ее душе царил полный хаос. Она страстно и безоглядно любила Гарри.

Она ни разу еще не была так увлечена мужчиной и сомневалась, что такое может повториться. Инстинкт подсказывал ей, что такое чувство бывает лишь раз в жизни. И она продолжала его любить — Джессика была в этом уверена. Но Гарри явно не собирался это делать. Он отверг ее, и чувство горечи и злости засело в Джессике.

Пусть знает! И Джессике нравился Кроуфорд Слоун… Но и только!.. Он был ей, безусловно, приятен. Добрый и мягкий, любящий, интеллигентный — ей было интересно с ним. И на Кроуфа можно было положиться.

Он был — Джессика не могла этого не признать — человек надежный, чего про Гарри, при всем его обаянии, сказать было нельзя. С которым же из них лучше прожить вместе жизнь — а именно так понимала Джессика брак: жизнь яркую, но полную волнений или же надежную и прочную? Ей трудно было на это ответить. Джессика могла бы задать себе и другой вопрос, но почему-то не задала. А зачем надо вообще принимать решение?

Почему нельзя подождать? Она ведь еще молода… Хотя она этого и не сознавала, но на ее размышления влияло то, что все они были во Вьетнаме, в огне войны, — он опалял самый воздух, которым они дышали. Было такое ощущение, будто время спрессовано и течение его ускорилось — часы и дни календаря сменяли друг друга с бешеной скоростью. И каждый день стремительно вытекал сквозь открытые шлюзы. Кто из них знал, сколько им еще осталось дней?

И кому из них суждено вернуться к нормальной жизни? Во всех войнах на протяжении всей истории человечества так было всегда. И вот, хорошенько все взвесив, Джессика на другой день приняла предложение Кроуфорда Слоуна. Их тут же обвенчал в американском посольстве армейский капеллан. На церемонии присутствовал посол, который потом дал в их честь прием.

Слоун был счастлив до безумия. Джессика уверяла себя, что она тоже счастлива, и старалась подладиться под настроение Кроуфа. Партридж узнал об этом браке, лишь вернувшись в Сайгон, и только тогда — по навалившемуся на него горю — понял, чту он потерял. Встретив Джессику и Слоуна, он постарался скрыть свои чувства и поздравил их. Но Джессика слишком хорошо его знала, и это ему не вполне удалось.

Однако Джессика, если и разделяла в какой-то мере чувства Партриджа, хранила это про себя и даже старалась о нем забыть. Она твердила себе, что сделала выбор, и решила быть хорошей женой Слоуну — такой на протяжении всех лет она и была. Как в любом браке, у них бывали конфликты и раздоры, но раны заживали. И теперь — ко всеобщему удивлению — приближался уже серебряный юбилей их свадьбы: до него оставалось всего пять лет. Мост Триборо остался позади, он выскочил на скоростное шоссе Брюкнер, по которому быстро можно добраться до шоссе 95, пересекающего Новую Англию.

Ничего удивительного, что Слоун не заметил этой машины — ни сегодня вечером, ни в другие дни, когда она ездила за ним в течение последних недель. Дело в том, что водитель — молодой тонкогубый колумбиец с холодными глазами, взявший себе недавно имя Карлос, — был большим специалистом по преследованию дичи. Карлос приехал в Соединенные Штаты два месяца назад по фальшивому паспорту и уже больше трех недель вел наблюдение за Слоуном вместе с шестью другими колумбийцами — пятью мужчинами и женщиной. Подобно Карлосу, остальные тоже пользовались подложными именами, в большинстве случаев скрывая таким образом преступное прошлое. Прежде — до этого задания — члены группы не знали друг друга.

Даже и сейчас только Мигель, их вожак, находившийся сегодня в нескольких милях от них, знал, кто они на самом деле. При этом она была у них не единственной, чтобы слежку было труднее заметить. Наблюдение за Слоуном дало точную и подробную картину передвижений его и его семьи. Рядом с Карлосом сидел еще один человек, отмечавший время в журнале. Звали его Хулио — он был смуглый, со шрамом от ножевой раны, пересекавшим левую щеку, вспыльчивый и любивший спорить.

Он был в группе связистом. За ними, на заднем сиденье находился радиотелефон, один из шести аппаратов, связывавших машины с временным штабом группы. И Карлос, и Хулио, люди безжалостные, были тренированными снайперами, и оба были вооружены. Несмотря на успехи во Вьетнаме, да и блестящую карьеру потом, мысли о Партридже не переставали бередить Кроуфорда Слоуна — правда, не слишком сильно. Вот почему он чувствовал себя не очень ловко в компании Партриджа.

И порой у него мелькала мысль: думает ли Джессика когда-либо о Гарри, вспоминает ли какие-то особо интимные минуты? Слоун никогда не задавал жене вопросов об ее интимных отношениях с Гарри. Он мог бы задать их много раз, в том числе и в начале их брака. И Джессика, будучи Джессикой, по всей вероятности, откровенно ответила бы. Но задавать подобные вопросы было не в натуре Слоуна.

Да он, пожалуй, и не очень хотел слышать ответы на них. Однако, как ни парадоксально, эти мысли нет-нет да и бередили его после стольких лет, и к старым вопросам прибавлялись новые: Гарри по-прежнему дорог Джессике? Встречаются ли они? И не осталось ли у Джессики по сей день сожалений? А профессионально… Слоуна не мучило чувство вины, но в глубине души он знал, что Партридж работал лучше него во Вьетнаме, хотя славы больше досталось ему, Слоуну, да еще он и женился на девушке Партриджа… И вопреки логике он не чувствовал себя в безопасности, хотя такого чувства у него не должно было бы быть… И тем не менее он чувствовал себя неуютно.

Оставалось всего две-три мили до съезда на Ларчмонт. Карлос и Хулио, уже изучившие привычки Слоуна, знали, где он съедет с шоссе. Это был старый трюк — опережать время от времени дичь. Дом — в соответствии с солидными доходами Слоуна — был большой и внушительный. Белый, под серой шиферной крышей, он стоял в тщательно распланированном саду, и к нему вела заканчивающаяся полукругом подъездная аллея.

У входа высились две ели. Над двойными дверями висел чугунный фонарь. С помощью дистанционного управления Слоун из машины открыл дверь трехместного гаража, въехал внутрь, и дверь опустилась за ним. Глава 7 Уже в небольшом крытом коридоре, соединявшем гараж с домом, Слоун услышал голоса и смех. Но когда он открыл дверь и шагнул в выстланный ковром холл, куда выходили почти все комнаты нижнего этажа, — голоса умолкли.

Джессика окликнула его из гостиной: — Это ты, Кроуф? Она мелодично рассмеялась в ответ. Минуту терпения — и я буду с тобой. Он услышал позвякиванье льда и понял, что Джессика готовит мартини: она всегда встречала его этим коктейлем по вечерам, стремясь помочь расслабиться и забыть о трудностях минувшего дня. Мальчик был тоненький и высокий для своих лет, с умными глазами.

Он сбежал вниз и обнял отца. Слоун поцеловал сына и провел пальцами по его каштановым кудрям. Ему нравилось, что сын так встречает его, а все благодаря Джессике. Она внушила ему — чуть ли не с рождения, — что любовь надо выражать, а не таить в себе. В начале их брака Слоуну нелегко было выказывать Джессике любовь.

Он прятал свои чувства, недоговаривал, предоставляя другой стороне догадываться о них. Это объяснялось его благоприобретенной выдержкой, но Джессика, хорошенько потрудившись, взломала воздвигнутые им стены, и теперь в его чувствах к ней и к Никки не существовало преград. Последнее относилось к сексу, где Слоуна еще долго после их объединения ждали сюрпризы и неожиданности. Джессика приобрела несколько иллюстрированных книг по сексу, которые в изобилии продаются на Восточном побережье США, и обожала экспериментировать с новыми позами. Слоуна сначала это слегка шокировало, и он робел, но потом и он к этому пристрастился, хотя зачинательницей всегда была Джессика.

Ему не могли не приходить в голову мысли о том, были ли у Джессики эти книжки, когда она встречалась с Партриджем. Пользовались ли они ими? С другими же людьми Слоун по-прежнему вел себя сдержанно. Он не мог припомнить, когда в последний раз обнимал отца, — несколько раз он порывался его обнять и всякий раз воздерживался, не зная, как это воспримет старик Энгус, человек сухой, даже жесткий. Джессика появилась в бледно-зеленом платье — Кроуфорду всегда нравились такие тона.

Они поцеловались и вместе прошли в гостиную. Ненадолго там появился и Никки: он уже поужинал и собирался спать. Я развиваю Второй прелюд Гершвина. Гершвин, кажется, сочинил его в молодости. Никки подошел к роялю и, аккомпанируя себе, запел чистым тенором: В небе звезды яркие, А я с крыльца тетушки Дины Смотрю на милый Неллин дом.

Слоун сдвинул брови, напрягая память. Это не песня ли времен гражданской войны? Никки так и просиял. Ты хочешь сказать, что некоторые места в этой песне похожи на Второй прелюд Гершвина. Никки покачал головой: — Все наоборот: сначала была песня.

Но никто не знает, известна ли она была Гершвину и использовал ли он ее или же это просто совпадение. Ни он, ни Джессика не могли в точности припомнить, когда у Никки появился интерес к музыке, но во всяком случае в раннем детстве, а теперь музыка стала главным предметом его внимания. Никки потянуло к роялю, и он начал брать уроки у бывшего пианиста-концертанта, пожилого австралийца, жившего неподалеку, в Нью-Рошелл. В дальнейшем перед ним может открыться несколько путей: он либо станет концертировать, либо будет композитором или даже исследователем, ученым. Но главное: музыка говорит с Николасом языком ангелов, языком радости.

Она — часть его души. Джессика взглянула на часы. Завтра же в школе нет занятий. Так что — нет. Джессика следила за дисциплиной в семье, и Никки, пожелав родителям спокойной ночи, ушел к себе.

Вскоре они услышали звуки портативной электронной клавиатуры, донесшиеся из его спальни, — Никки обычно играл на ней, когда нельзя было пользоваться роялем в гостиной. А Джессика вновь занялась мартини. Она уже не ходила с распущенными волосами и не старалась скрыть пробивавшуюся седину. Да и возле глаз у нее появились морщинки. Но фигура по-прежнему была стройная, хороших пропорций, а ноги притягивали взгляды мужчин.

В общем, думал Слоун, она, право же, не изменилась, и он по-прежнему гордился женой, когда появлялся с ней в чьем-либо доме. Несчастные пассажиры этого самолета. Такая страшная смерть! Они ведь, должно быть, уже какое-то время знали, что у них нет шанса выжить, — сидели и ждали смерти. Слоун почувствовал укор совести: он об этом даже и не подумал.

Порой профессионал настолько занят сбором информации, что забывает о людях, участниках события. Что ты о нем скажешь? Джессика произнесла это безразлично ровным тоном. Слоун наблюдал за ней, ждал, что она еще скажет, — неужели прошлое совсем для нее умерло? Он это делал на большой.

У него на это не было времени. Мы уже обскакали все другие станции. Между ними что-то есть? Они просто хорошо сработались. Они думают, что никто об этом не знает.

Но знают, конечно, все. Джессика расхохоталась. Лэсли Чиппингем был шефом Отдела новостей Си-би-эй. Именно с ним Слоун собирался разговаривать на другой день по поводу Чака Инсена и настаивать, чтобы его убрали. Мартини, как всегда, сняло напряжение, хотя ни он, ни Джессика не пили много.

Бокал мартини и бокал вина за ужином — это была их норма, а в течение дня Слоун не пил вообще. Джессика обычно вскрывала корреспонденцию, так как вела большую часть их личных дел.

Снова раздался громкий голос Инсена. Просмотрев первоначальный план передачи, он сказал одному из трех старших выпускающих: — Убирайте Саудовскую Аравию. Снимите пятнадцать секунд с Никарагуа… Слоуна передернуло, когда он услышал решение убрать сюжет о Саудовской Аравии. Это была важная новость о планах, связанных с продажей нефти, к тому же хорошо подготовленная на две с половиной минуты корреспондентом Си-би-эй по Ближнему Востоку. А завтра этот сюжет уже не пройдет, так как известно, что этими данными располагают и другие станции и они передадут их сегодня вечером. Слоун не сомневался, что новость из Далласа надо ставить на первое место, но если бы ему предложили решать, он снял бы сюжет об американском сенаторе, занимавшемся неблаговидными делами на Капитолийском холме. Законодатель втихую проставил сумму в восемь миллионов долларов в поистине гаргантюанский законопроект, чтобы услужить своему другу, давшему денег на его избирательную кампанию. Только благодаря въедливости одного репортера все это выплыло на свет Божий.

Эта вашингтонская история, хоть и красочная, была не столь уж важной новостью: коррупция среди членов конгресса стала обычным явлением.

Что — за кадром вечерних новостей? Все — как всегда. Мелкие интриги и мелочные обиды. Большие проблемы и большие чувства. Продолжается жизнь.

«Вечерние новости»

Артур Хейли. Вечерние новости. Аpтуp ХЕЙЛИ ВЕЧЕРНИЕ НОВОСТИ ШЕЙЛЕ и ДИАНЕ с особой благодарностью, а также моим многочисленным друзьям в средствах массовой информации, которые поведали мне то, что неизвестно широкой публике. Скачать или читать онлайн книгу Вечерние новости. На этой странице свободной электронной библиотеки вы можете ознакомиться с описанием книги «Вечерние новости» и другой информацией о ней, а затем начать читать книгу онлайн с помощью. Артур Хейли Читайте книги онлайн на Hub Books! Бесплатная библиотека с огромным выбором книг разных жанров: классика, фантастика, романы и многое другое. В нашей библиотеке Вы имеете возможность скачать книгу Вечерние новости Артур Хейли или читать онлайн в формате epub, fb2, pdf, txt, а также можете купить бумажную книгу в интернет магазине партнеров. Здесь есть возможность читать онлайн «Артур Хейли: Вечерние новости» — ознакомительный отрывок электронной книги совершенно бесплатно, а после прочтения отрывка купить полную версию. Чтобы скачать Вечерние новости бесплатно в формате fb2, txt, epub для андроид, iPhone, iPad, iBooks, на телефон или на планшет выберите подходящий формат книги из представленных в начале страницы.

Вечерние новости читать онлайн

Хейли Артур ‍ читать книгу онлайн бесплатно и без регистрации полностью (целиком) на пк и телефоне. Что — в вечерних новостях? Как поется в старой песне, «смерть — на автодорогах, смерть — на авиатрассах». Горит мир. Горят страны. Вечерние новости / полная версия. Артур Хейли читаем онлайн бесплатно полную версию! Чтобы начать читать не надо регистрации.

Вечерние новости - Артур Хейли

Изосимовой, Т. Было 18. Маленький самолет и аэробус, полный пассажиров, столкнулись в воздухе. Самолет рухнул на землю. В аэробусе вспыхнул пожар, и он пытается сесть. Данные о ситуации непрерывно поступают по полицейскому радио и радио «Скорой помощи»». На телестанциях-конкурентах это именовалось по-разному: на Си-би-эс — «рыбным садком», на Эй-би-си — «ободом», на Эн-би-си — «пультом управления». Но любое из этих названий означало одно и то же. Здесь сидели, бесспорно, лучшие умы телестанции, способные оценить новость и решить, как ее подать: ответственный за выпуск, ведущий, старшие выпускающие, режиссер, редакторы, текстовики, главный художник и помощники. Там же, словно инструменты в оркестре, стояли с полдюжины компьютеров, а также передающие новости телетайпы, целая фаланга телефонов и телемониторов, на которых можно мгновенно воспроизвести от неотредактированной пленки до подготовленного блока новостей и передач конкурирующих телестанций. Сегодня, как и почти всегда, на председательском месте за «подковой» сидел ответственный за выпуск Чак Инсен.

Худой и вспыльчивый, он был журналистом-ветераном, с ранних лет печатался в газетах и по сей день предпочитал по старинке внутренние новости международным. Ему исполнилось пятьдесят два года, и по нормам ТВ он считался стариком, но был по-прежнему полон энергии, хотя и проработал четыре года на таком месте, где других едва хватало на два. Чак Инсен, случалось, и нередко, бывал груб с сотрудниками: он терпеть не мог людей глупых и болтунов. По одной простой причине: у него не было времени с ними разбираться.

Но любое из этих названий означало одно и то же. Здесь сидели, бесспорно, лучшие умы телестанции, способные оценить новость и решить, как ее подать: ответственный за выпуск, ведущий, старшие выпускающие, режиссер, редакторы, текстовики, главный художник и помощники. Там же, словно инструменты в оркестре, стояли с полдюжины компьютеров, а также передающие новости телетайпы, целая фаланга телефонов и телемониторов, на которых можно мгновенно воспроизвести от неотредактированной пленки до подготовленного блока новостей и передач конкурирующих телестанций. Худой и вспыльчивый, он был журналистом-ветераном, с ранних лет печатался в газетах и по сей день предпочитал по старинке внутренние новости международным. Ему исполнилось пятьдесят два года, и по нормам ТВ он считался стариком, но был по-прежнему полон энергии, хотя и проработал четыре года на таком месте, где других едва хватало на два.

Чак Инсен, случалось, и нередко, бывал груб с сотрудниками: он терпеть не мог людей глупых и болтунов. По одной простой причине: у него не было времени с ними разбираться. Корреспонденты и выпускающие, разбросанные по всему миру, предлагали идеи, получали задания и присылали материал. И для того и для другого выделялось в среднем двадцать секунд. Хотя никто не знал, сколько еще поступит информации и будет ли зрительный ряд[1], надо было снимать один из сюжетов и сокращать другие, чтобы включить известие из Далласа.

Мелкие интриги и мелочные обиды. Большие проблемы и большие чувства. Продолжается жизнь. Продолжается шоу. Вы думаете — это страшно?

Ваш отзыв уже обрабатывается. Ваша книга успешно отправлена на обработку Следите за обновлениями и возможно Ваш материал скоро появится на сайте Ваш заказ принят.

Вечерние новости

• Рекомендуем ознакомиться:
• - itexts Ресурсы и информация.
• Читайте Вечерние новости от Артур Хейли: книга в fb2, epub, pdf - отзывы и аналоги
• Информация о книге

Похожие новости: